Час ворона - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Зайцев cтр.№ 87

Миша с поднятым над головой мечом обезумел и шел на таран, как взбесившийся бык.

Когда нас разделяло не более двух шагов, я, припав на одно колено, выбросил навстречу смертоносной стали руки, скованные наручниками.

Клинок ударил в звенья цепочки, соединяющей стальные браслеты. Если бы Агиевский был вооружен тяжелым топором – звенья цепи наручников вряд ли бы выдержали. Но в руках у Миши, на мое счастье, был сравнительно легкий клинок, и цепочка остановила удар. Только браслеты впились в запястье.

Не в меру разгневавшийся Агиевский споткнулся о мое коленопреклоненное тело, навалился сверху, в падении разжав пальцы и выпустив рукоятку меча.

Опрокидываясь на спину, я сумел зажать между ладоней лезвие меча и отшвырнуть клинок подальше, чтоб не мешал работать в партере. Пока я отбрасывал прочь средневековый китайский меч, Миша успел вцепиться сильными пальцами в мое горло. Он душил меня, припечатал мои лопатки к земле и душил. Причем грамотно душил, сволочь! Не старался перекрыть кислород, а силился сдавить покрепче вены и артерии по бокам шеи. Его лицо было совсем близко, в каких-то десяти-пятнадцати сантиметрах от моего лица. Глаза навыкате, белый шрам на пунцовой щеке, розовые десны, желтые зубы. Его пахнущий дорогим одеколоном подбородок оказался напротив моего рта.

А у меня руки закинуты за голову, так что цепочка наручников касается макушки. И очень хочется треснуть Агиевского по лбу. Стальные браслеты усилят удар, сработают, как кромки двух кастетов. Миша вырубится, и я смогу вздохнуть. Так хочется вздохнуть! Я уже теряю сознание, черты Мишиного лица помутнели, в ушах зазвенело. Но, если я сейчас всего лишь вырублю Мишу, отключу, убить его не успею. Сквозь звон в ушах слышу топот десятка ног, холуи в камуфляже спешат поближе к хозяйскому телу, чтоб в случае чего защитить его, это сильное здоровое тело с больными мозгами и душонкой садиста.

Перебрасываю сомкнутые запястья Мише на затылок, обнимаю его скованными руками и, резко дернув, заставляю нагнуться, притягиваю к себе, как будто хочу поцеловать его перед смертью в шею страстным, долгим поцелуем.

Одновременно с рывками рук дергаю бедрами, насколько возможно, склоняю голову к плечу, широко открываю рот и впиваюсь зубами в горбинку Мишиного кадыка.

Я все же теряю сознание. Но прежде я ощутил вкус его крови на своих губах. Солоноватый, пьянящий аромат теплой вражеской крови, вкус, о котором я так долго мечтал!..

...Сначала я услышал голос...

– Да, Любовь Игнатьевна, все сделал, как вы велели... Нет, ребята попинали его ногами, он до сих пор без сознания... Да, лежит на заднем сиденье в моей машине, связанный... Почему? Потому что, как только он перекусил горло Михаилу Александровичу, я сразу бросился на помощь... да, пытались спасти Михаила Александровича. Да, и китаец тоже. Поэтому и позвонил вам не сразу... Нет, когда я вам позвонил, еще оставалась надежда, что с Михаилом Александровичем все обойдется, когда я вам первый раз звонил, Михаил Александрович был еще жив...

Я открыл глаза. Точнее, один глаз, правый. Левый лишь приоткрылся щелочкой. Я лежал на заднем сиденье в автомобиле Антона. Руки в наручниках за спиной. Ноги связаны. Во рту кляп.

Кроме меня, в машине был еще шофер, что естественно, и Антон на сиденье рядом с шофером. Антон разговаривал по мобильному телефону, как я понял, с Любовью Игнатьевной.

Странно – рядом нет охраны. Я попробовал пошевелиться. Что я могу? Смогу изловчиться и ударить связанными ногами по затылку Антона, раз уж лежу здесь без присмотра? Нет, не смогу. Щиколотки связаны веревкой, которая опутала все тело и заканчивается петлей на шее. Господи, как хорошо!

Как хорошо, как здорово, когда ты связан, обездвижен, рот заткнут, и ничего невозможно сделать. Можно расслабиться и отдохнуть. Основная задача выполнена, и что будет дальше, уже неважно. Я прикрыл глаза и стал слушать телефонный треп Антона.

Из сказанного Антоном я выяснил, что, потеряв сознание, сумел еще несколько раз укусить Агиевского за шею. Я, находясь практически в обмороке, продолжал рвать зубами Мишино горло, пока подоспевшие на помощь хозяину мужики не оттащили меня подальше от истекающего кровью Агиевского. Потом они сгоряча попинали меня ногами. Били преимущественно по голове, и легкий обморок от удушья плавно перешел в глубокую и долгую отключку. Удивительно, что нет сотрясения мозга. Но меня не тошнит, а значит, если и сотряслись мозги, то не особо, без последствий.

Покуда меня били, Антон и китаец пытались оказать неотложную помощь Михаилу Александровичу Агиевскому. Медицина оказалась бессильна. И восточная, и европейская. Сей радостный для меня диагноз Антон поспешил сообщить Любови Игнатьевне, воспользовавшись услугами и преимуществами мобильной связи. Их первая телефонная беседа была исключительно короткой. Любовь Игнатьевна разрыдалась и повелела всем срочно возвращаться на дачу. Меня велела привезти живьем. И вот теперь, по дороге на дачу, Антон позвонил хозяйке второй раз и подробно рассказывал, как чего приключилось.

Смерть Михаила Александровича означала, что Любочка из правительницы де-факто становится властительницей де-юро. Она теперь не просто распоряжается Мишиными деньгами, она их наследует, и капиталы Агиевского отныне целиком и полностью принадлежат ей. И в бизнесе, в делах она теперь не замещает больного супруга, а командует. И Мишины незаконченные разборки – завершать ей. А значит, судьба моя отныне целиком и полностью в нежных руках женщины, которую я заставлял держать во рту пистолетный ствол...

Кавалькада машин добралась до дачного поселка за полчаса. Не знаю, каким образом Любовь Игнатьевна или ее приближенный Антон уладили дела с милицией, но ни по пути, ни на даче ментов не наблюдалось. Может, где-нибудь в дачном домике и пряталась пара милицейских полковников, однако омоновский автобус на маршруте я не заметил. Или просто плохо смотрел? Лежа с подбитым глазом на заднем сиденье автомобиля, много ли увидишь?

Машины заглушили моторы, въехав в подземный дачный гараж. Трое мужиков выволокли меня на бетонный пол и потащили подвальными коридорами. Связанные ноги скребли по полу, и я ощущал себя рыбой, попавшей на крючок. Меня впихнули в ту комнатушку-камеру, где я уже побывал вчера днем. Тогда в камере нас было трое – я, Лешка и Толик. Теперь я остался один-единственный живой заключенный дачи-тюрьмы.

Я валялся на холодном полу, и все мне было по фигу. Дело сделано – человек со шрамом мертв. Скоро последую за ним. Даст бог – помру без затей. Откроется железная дверь в мое последнее прибежище на этом свете, мощная дверь частной камеры смертников, на пороге возникнет Антон или один из камуфляжных мужиков, грянет выстрел, и все, я труп. Отмучился.

Как я думал, Любовь Игнатьевна велела привезти меня живьем лишь для того, чтобы ускорить приезд похоронной процессии от места гибели Агиевского до арендованной за его деньги дачи. Взялись бы мужики кончать пленника в лесу, пришлось бы ждать, пока мертвого Стаса Лунева закопают, замаскируют место погребения и т.д. и т.п. Любочку оглушило известие о смерти мужа, и она приказала сгоряча – езжайте быстрей, Антон спросил, чего делать с Луневым, и Любочка, рыдая, машинально ответила, дескать, ничего, главное – приезжайте быстрее. Вот так я объяснял себе то, что жив до сих пор.