Поднимите мне веки - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Елманов cтр.№ 120

Вначале, приняв от патриарха скипетр с державой – кстати, новенькие, а не те, что Годунов передал ему по прибытии Дмитрия в Москву, то есть держава стала яблоком, а не пирамидкой, – он разразился длиннющей речугой, обращенной к людям.

В ней он заверил подданных, что как никто понимает русский народ, чем тот живет, дышит да как мается, поскольку и сам скитался немало, довелось испытать и нужду, и холод, и голод… Словом, зачем-то принялся в очередной раз рассказывать о своем чудесном спасении и дальнейших злоключениях.

Однако этого ему показалось мало, так что, когда я вручил ему меч, он вновь не преминул уверить собравшихся в Успенском соборе, что клянется не вкладывать его в ножны до тех пор, пока не изничтожит всех врагов Руси, как тайных, так и явных, ну и далее все в том же духе.

Правда, тут он был куда короче – наверное, и сам подустал.

Выходил он из Успенского собора важно, в кои веки сменив обычную прыть на величавое шествование. Ну и во всем остальном тоже старался соответствовать высокому титулу.

Гордый профиль, твердый шаг,

Со спины – дак чистый шах!

Только сдвинь корону набок,

Чтоб не висла на ушах!.. [85]

В самую точку. Честно говоря, так и хотелось это посоветовать, поскольку шапку Мономаха он слишком глубоко нахлобучил – боялся, что свалится, не иначе поэтому смотрелась она на нем… не совсем хорошо.

Как там в народе говорится? Не по Сеньке шапка? Вот-вот.

И не по Митьке тоже.

И вообще, мой ученик был бы в ней куда краше.

В остальном же ничего из ряда вон выходящего, то есть ни происшествий, ни дурных предзнаменований – строго по плану.

Не стряслось со мной беды и на царском пиру. Правда, тут я и сам подстраховался: ел крайне умеренно, а уж пил и вовсе – только подносил кубок ко рту, слегка касаясь его губами.

Впрочем, соблюдать меры предосторожности мне помогали бояре.

Сидя на почетном месте подле Дмитрия, как человек, представляющий особу престолоблюстителя, я то и дело ловил на себе их хмурые, недовольные и откровенно злые взгляды, излучающие все в том же диапазоне, как и в Успенском соборе, поэтому забыться и расслабиться не мог при всем желании.

Кстати, первая практическая отдача за мою услугу Афанасию Ивановичу – я имею в виду отказ в пользу Власьева от почетной обязанности осыпания Дмитрия на выходе из собора золотыми монетами – была уже в этот день.

Дело в том, что неблагодарный дьяк Меньшой-Булгаков, несмотря на то что я осыпал его серебром с головы до ног, подарив гаду аж целых семьдесят рублей – остаток от изъятых ста тысяч, все равно не угомонился и поначалу подсунул блюдо с браком.

Нет, само оно было в порядке, но содержимое…

Не знаю, сам ли он додумался так меня подставить или кто-то подсказал, но сплошное золото было лишь сверху, а дальше вперемешку с серебром, причем, так сказать, не только отечественного производства, но и иностранного.

И ведь как подобрал, зараза эдакая! Все монетки по размеру весьма походили на золотые.

Разумеется, подлость его поначалу предназначалась для меня, поскольку это блюдо и принесли мне на подворье, а лишь потом оттащили Афанасию Ивановичу.

Но Власьев был человеком ушлым – должность дипломата налагает привычку все проверить и перепроверить, так что обнаружил все загодя.

Скандалить он не стал, поскольку перепуганный Булгаков, узнав о том, что сыпать монеты на государя будет не князь Мак-Альпин, а надворный подскарбий, успел прибежать к дьяку, бухнуться в ноги, во всем сознаться и тут же заменить.

Будь я на месте Власьева – навряд ли додумался бы заглянуть в блюдо, да еще поковыряться в содержимом. Представляю, что донесли бы Дмитрию. Дескать, богатырь-то твой нечист на руку, и мало ему твоей казны, государь, так он решил еще прикарманить и золотишко, подменив его на серебро.

Царь, конечно, не дурак, понял бы, что орлы мухами не питаются, и все равно бы не поверил, но ведь можно и добавить. Дескать, сделано это князем не для обогащения, поскольку он и без того украл у тебя изрядно, но из желания унизить тебя, «красное солнышко», и показать, что ты…

А в конце непременно добавили бы, что сотворил я это не сам, но по коварному наущению Федора Годунова. Мол, злобствует царевич на свое изгнание из Москвы и что его не оставили поприсутствовать на венчании на царство.

Словом, было бы желание, а уж правдоподобно звучащих версий к столь чудесному поводу можно подобрать сколько душе угодно.

Вдобавок помимо Дмитрия – больше чем уверен – запустили бы аналогичные слушки среди жителей, а это уже называется рекламная кампания наоборот, то есть черный пиар.

Не спорю, поверили бы далеко не все, но тут и десятой части за глаза, поскольку если опустить ложку дегтя в бочку с медом и тщательно перемешать, то вкус будет далеко не такой приятный.

Честно говоря, узнав об этом от Власьева, я ожидал, что бояре выдумают что-нибудь и про врученный Дмитрию меч, но промахнулся с догадками. Как донесли мои бродячие спецназовцы, тут царила полная тишина.

Даже странно. Мне кажется, если немного подумать, то запросто можно было бы изобрести нечто эдакое, чтоб мне пришлось долго-долго отмываться.

Видно, не хватило у бояр фантазии.

Как ни удивительно, не возникло у меня проблем и во всем остальном. Мир-кот явно давал мне передохнуть. Никаких тебе каверз, никаких пакостей, если не считать непривычно трезвого Микеланджело, хвостом увивавшегося за мной все эти дни.

Итальянец по секрету пояснил, что собирается писать картину «Самсон, избивающий филистимлян», а мое лицо ему требовалось для того, чтобы…

Ну да, в кино я еще не попал, а вот в библейские герои, кажется, угодил.

Обижать художника не хотелось, поэтому я попросту время от времени сбегал от него, изобретая один благовидный предлог за другим. Зато во всем остальном никаких проблем.

Благодаря этому затишью я сумел спокойно провернуть оставшиеся дела, которые наметил, включая самое важное – совещание со своими ребятками, касающееся их перераспределения.

В очередной раз улизнув от лихорадочно делавшего эскиз за эскизом Караваджо, я появился на Малой Бронной и ополовинил все свои тайные бригады, оставив лишь по паре человек, да и то без руководства, которое должно было налаживать то же самое в Костроме и… Прибалтике.

Тем, кто рядился здесь в нищих и монахов, предстояло своим ходом отправиться к Годунову. Им на севере делать было нечего. Остальные – «купцы» и «ремесленники» – подались к оставленному в укромном месте стругу с указанием, где и когда меня ждать на волжском берегу.

Их я предполагал отправить из Ольховки в Нарву и Ревель, сразу предупредив, что время ограничено, поэтому срок готовности «пятой колонны» – зима.