Правдивый ложью - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Елманов cтр.№ 97

С отправкой обоза семьи Годуновых под охраной моих гвардейцев особых проблем не было – там всем распоряжался Зомме. В Москве я оставил лишь две полусотни – себе и Федору, да в качестве телохранителей царевича две боевые пятерки спецназовцев, да столько же «бродячих», не пожелавших оставаться в Москве.

Едва получив известие об убытии «ратных холопов» Дмитрий тут же прислал грамотку о своем прибытии уже через три дня, так что следовало поторопиться с подготовкой к встрече, тем более один день выпадал вчистую – мне и Годуновым предстоял переезд.

Им из царских палат в Запасной дворец, а мне с Никитской в Кремль, в хату Малюты, которая, согласно дарственной, теперь принадлежала… князю Мак-Альпину.

А куда было деваться, коль я сам сказал об этом подарке Дмитрию.

Дело в том, что о выделении Запасного дворца под жилье семьи престолоблюстителя я завел речь еще в Серпухове. Мол, не пристало наследнику престола, занимающему как бы промежуточное положение между государем и боярами, жить как прочие.

– У него свои хоромы имеются, – отрезал Дмитрий. – Если б не было – дело иное.

– В том-то и дело, что их нет, – поправил я его, мгновенно сообразив, что придется делать «ход конем», и сообщил: – Он на днях подарил их… мне.

Дмитрий, опешив, настороженно уставился на меня, озадаченно поскреб в затылке, но ничего не ответил. Я его не торопил. Лишь перед самым отъездом, прикинув, как получше нажать, если что, невинно осведомился:

– Так мне что же, переезжать обратно?

– Ненадобно, – неохотно буркнул он. – Пущай забирают Запасной, мне он все одно ни к чему. – Но тут же, не удержавшись, съязвил: – Невелика плата за спасение-то – я б, доведись такое, чем поболе одарил.

Я сокрушенно развел руками, соглашаясь.

Потому и пришлось оформлять Федору дарственную на свой терем и прочие хозяйственные пристройки.

– Заниматься хоть допустишь? – с улыбкой спросил царевич.

Дело в том, что один из небольших флигельков я, согласовав с царевичем, переоборудовал в некое подобие спортивного зала. Снаряды установили самые немудреные, но для восстановления спортивной формы вполне.

Туда и приезжал после вечерни Федор, так сказать, на сон грядущий. Трое спецназовцев, тщательным образом мною проинструктированных, нещадно гоняли его по этим снарядам.

Точнее, гонял один. Второй занимался с Годуновым рукопашным боем, а третий – фехтованием. Полутора часов вполне хватало, чтоб с него ручьями лился пот, после чего он сразу же нырял в приготовленную баньку.

А уж когда я узнал про его ночные кошмары – жаль только, что поздновато, – то распорядился увеличить нагрузку вдвое, что в совокупности с настоями Марьи Петровны и впрямь немного помогло.

Нет, они по-прежнему приходили к царевичу, но были нечеткие, размытые, в туманной дымке и… не столь страшные. Правда, полностью ликвидировать их не получалось, но тут уж ничего не попишешь.

– И еще проверю, чтоб непременно приходил каждый вечер, – строго погрозил я ему пальцем и… отправился руководить собственным переездом.

Прикатив в последний раз на Никитскую перед тем, как переселиться на новое место, я неожиданно застал в трапезной… мать Аполлинарию, настоятельницу женского монастыря, расположенного буквально по соседству с моим теремом.

Вежливо поздоровавшись и поцеловав ей руку, я устремился наверх – не до монахинь мне нынче. Однако спустя пару минут ко мне заглянула моя ключница.

– Ты бы спустился ненадолго, – порекомендовала она. – У игуменьи, что заглянула к нам, просьба до тебя имеется.

– А ей что нужно? – удивился я.

– Ну как же. Монастырь-то боярин Никита Романович учинил. Опосля его смерти братья Захарьины-Юрьевы подсобляли деньгой, а ныне их нет, так впору хоть побираться. Сказывала, совсем худое житье настало.

Вот уж не чаял не гадал, да в спонсоры угодил.

Я хотел было отказать, но призадумался. Одно дело – мужской монастырь. Им нипочем бы не дал – сами пусть вкалывают, а молитвы читают во время работы.

Но тут женщины. Поди сыщи подходящую работенку. И впрямь надо помочь.

К тому ж кто ведает, как у меня сложится дальше. Жизнь выписывает такие коленца, что только держись. У меня самого, если что, укрыться в нем, разумеется, не получится, но хоть мою травницу примут…

– Ладно уж, помогу Христовым невестам, – кивнул я, – а то и впрямь от голода помрут.

Заглянув в сундук, содержимое которого к этому времени поубавилось где-то на четверть, я уставился на аккуратные рядки разноцветных кошелей – труд аккуратиста Дубца. В каждом из черных лежало пять рублей серебром, в зеленых – десять, в синих – двадцать, в желтых – пятьдесят.

Нет уж, давать так давать – и я извлек красный, самый тяжеленький, в котором сотня.

Странно, но мать Аполлинария явно не ожидала от меня такой щедрости – уж очень она удивилась. Интересно, а сколько же тогда здесь принято давать?

И еще одно озадачило. Пока игуменья меня благодарила, она ухитрилась сделать пару недвусмысленных намеков относительно дальнейшей судьбы освобождаемого мною подворья.

Согласно ее словам, получалось, будто ныне сестры во Христе живут в такой тесноте, что питаются чуть ли не сидя на коленях друг у друга. Утрирую, конечно, – она говорила про две очереди в трапезную, но, если собрать всех сразу, получилось бы именно так, как я и сказал.

Даже помолиться проблема – уж очень маленький храм, а тут у меня, можно сказать, благодать…

Вот тебе и раз! Сто рублей для нее огромная сумма, а получить в подарок подворье – нормально.

Пришлось пояснить, что терем этот приготовлен мною для передачи в качестве свадебного дара некоему человеку, который в Москве вовсе не имеет пристанища, только тогда и отвязалась.

Гитару я перевозил самолично, не доверив никаким телегам и бережно прижимая к груди. Правда, душу отвести почти не получалось. Только на сон грядущий и не чаще чем раз в три дня – все некогда. Вот доберусь до Костромы, а уж там…

Но тут мне встретился Федор. Послушный ученик прибыл на очередное занятие и первым делом поинтересовался, что за вещицу я так бережно держу под мышкой.

Словом, не отстал, пока я не показал.

Но, как выяснилось позже, это было только начало, поскольку сразу после занятий и баньки он вновь заскочил ко мне, чтобы я ему сыграл, и упрашивал до тех пор, пока я не согласился.

Вдобавок престолоблюститель оказался совершенно бессовестным. О первоначальном уговоре – всего одна песня – он мгновенно забыл и, едва утих последний аккорд, принялся горячо упрашивать спеть еще одну.

Потом еще.

И еще.

И пел я, пока из Запасного дворца не прибыл всклокоченный и перепуганный отсутствием царевича дядька Чемоданов, он же распорядитель и новый дворский.