Битвы за корону. Прекрасная полячка - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Елманов cтр.№ 89

Я не обманывал. Первым действительно решился на такой смелый шаг князь Алексей Долгорукий со странным для нынешней повсеместной глубокой религиозности народа прозвищем Чертенок. Позже я выяснил, что оно… наследственное. Отца его, Григория, звали Чертом, ну а сына, стало быть, прозвали Чертенком. Такое здесь часто случается.

Так вот, сей Чертенок, будучи еще одним моим троюродным братом, приехал не один, а вместе со своим семнадцатилетним племяшом Тимофеем, желая пристроить осиротевшего паренька (отец у него умер лет семь назад) непременно в Первый гвардейский полк. И разумеется, по меньшей мере десятником, если сотником никак не выходит. А почему бы и нет, коль родня в воеводах? Именно на это, как на самый главный аргумент, он и ссылался.

Пришлось напомнить, что в Первом гвардейском полку в свое время проходил обучение сам Федор Борисович Годунов, причем именно рядовым, а потому его племяшу сам бог велел начинать с азов. Алексей Григорьевич кисло сморщился, но делать нечего, согласился. А я продолжил свои пояснения. Мол, мои гвардейцы давно все постигли, а потому учеба там вообще не проводится. Так, общие занятия по стрельбе и упражнения для поддержания себя в нужной форме. То есть, получается, случись что, и идти Тимоше на войну необстрелянным и необученным со всеми отсюда вытекающими и весьма неприятными для его здоровья и самой жизни последствиями. Как, согласен дядюшка на то, что первый бой для его племянничка станет последним в его жизни?

Вроде бы сумел убедить, чтоб тот не обиделся. Правда, уезжал он от меня все равно в расстроенных чувствах, но тут ничего не попишешь.

А на следующий вечер ко мне заявился еще один родственничек — какой-то Даниил Долгорукий-Шибановский. Этот оказался из четвероюродных. Цель аналогичная. Ответ он получил тот же, но в отличие от Алексея на меня обиделся — мог бы и порадеть. Правда, поразмыслив пару дней, он пришел в Стрелецкий приказ и все-таки записал своего сынишку во Второй.

А я к тому времени принимал новых «родичей». На сей раз прибыли два брата Птицыны-Долгорукие. Оба просили за своих сыновей Ивана и Матвея. И пришлось мне повторять все доводы заново. А после них повалили прочие ходатаи: за малолетних Головиных, Хованских, Барятинских и прочих. И чтобы избавиться от навязчивых посетителей, я и решил устроить себе пару-тройку дней отпуска — невмоготу стало.

Кроме того, у меня для поездки имелось еще несколько весьма уважительных причин. Во-первых, сам Годунов. Надо ж похвалить парня, который чуть ли не неделю пребывает в старых казармах, где наравне с прочими гвардейцами бегает, прыгает, отжимается, а по вечерам с наслаждением парится, выхлестывая из себя березовым веничком лишнее сальцо. Похвалить, а заодно и… покритиковать. Мол, успехи есть, однако… И продемонстрировать в той же баньке свою фигуру (благо что я худощавый от рождения и сколько ни ем — не в коня корм), давая понять, что от совершенства он пока далек и возвращаться в Москву ему рановато.

Во-вторых, надо отвезти туда Любаву. Это мог сделать кто угодно, но лучше я. Если что — поддержу. Нет, не свечку. Учитывая влюбленность Федора, к ней надо подводить заново, вот я и посодействую. Опять же в случае, если на первых порах в отношениях с Годуновым у нее возникнут какие-либо сложности, может, и подсказать сумею. С другими-то она ни за что откровенничать не станет, а со мной по старой памяти, глядишь, и поделится.

В-третьих, желательно посмотреть, как идут дела с обучением второго формируемого полка. Я бы не беспокоился, если б не эта солидная публика — дети окольничих и бояр. Учитывая проблемы еще во время приема их на службу, оставалось гадать, как они поведут себя на ратной службе. Разумеется, я предупредил полусотников и десятников, чтоб они гоняли знатных детишечек как сидоровых коз, ни в чем им не потакая, но для надежности хотелось лично понаблюдать за процессом. Уж очень я сомневался, что общение с сыновьями гончаров, кожемяк, ткачей и простых стрельцов происходит у княжат гладко и без осложнений. А приструнить последних, если вдруг у них взыграют амбиции, боюсь, не всем моим десятникам окажется под силу.

Ну и наконец, имелась четвертая причина, на сей раз из разряда приятных: дележка добычи. В Прибалтике этим заниматься было некогда, по приезде в Москву тоже оказалось не до того, зато теперь самое время. Заодно пусть и молодые из Второго полка полюбуются, сколько пришлось на долю каждого из рядовых гвардейцев, не говоря про десятников, а тем паче сотников.

А приходилось немало. Поначалу, по подсчету Короба, вышло по пятьдесят девять рублей с кучей алтынов и денег, но я напомнил, что мы с Годуновым отказываемся от своих долей. Короб сминусовал, вновь раскидал и сообщил точную цифру: пятьдесят девять и тридцать два алтына.

— То есть до шестидесяти не хватает одного алтына и двух денег, — быстро произвел я в уме нехитрый подсчет. — И сколько нужно добавить, чтобы округлить выплату?

— Изрядно, сто девяносто два рубля, — сообщил подьячий.

— Значит, округляй, — кивнул я. — А недостающее возьмем из моих запасов.

— Это как же? — удивился он. — Выходит, ты всех одолел и ты же в убытке?

— Одолели мои люди, — поправил я его, — потому и не хочу скупиться, чтоб они и в другой раз одолели.

Вообще-то на долю каждого гвардейца могло прийтись и больше, но я, вспомнив заведенный в Российской армии начала двадцать первого века порядок, решил выплатить семьям погибших гвардейцев и тем, кто получил увечья, не только их доли, но и компенсации. Первым в размере десятилетнего жалованья, последним — пятилетнего. Таким образом, каждой из тридцати семи семей погибших причиталось, включая долю в добыче, минимум по сто шестьдесят рублей — огромные деньги. Это если рядовой. Семьям погибших спецназовцев или десятников — сумма вдвое больше, для семей сотников она и вовсе учетверялась.

Признаться, были некоторые опасения, что мои ребята, оставшиеся невредимыми, неодобрительно отнесутся к этой благотворительности. Как-никак из-за нее, по подсчетам того же Короба, доля остальных уменьшалась на пару рублей. Но этого, к моей радости, не случилось. Скорее напротив, первые получатели из числа находившихся в Москве (охрана царских палат и моего подворья), узнав об этих выплатах, бурно радовались.

Кроме того, чтоб не обижать стрельцов, тоже принимавших участие в захвате Прибалтики, пускай и косвенное, я рассудил, что конный полк Ратмана Дурова заслуживает половинной доли, а все прочие — четвертой части. Но раздачу денег стрельцам я отложил на потом, ближе к лету. Пускай это серебро послужит для них дополнительным стимулом и согреет душу, когда придется оборонять города от войск короля Карла. Или короля Сигизмунда, без разницы.

Вот из-за этих выплат и получилась не столь большая сумма, хотя и тут как посмотреть. Учитывая их годовое жалованье, получается, что она не такая и маленькая. Шесть годовых окладов — звучит, черт подери.

А заодно я решил именно с гвардейцев начать еще одно новое дело. Идея возникла спонтанно, после сообщения Короба. Когда гвардейцы в Москве получали у него деньги, то некоторые растерянно бормотали: «А куда ж мне девать такую прорву?».