Битвы за корону. Прекрасная полячка - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Елманов cтр.№ 44

«Лихо!» — восхитился я. И ведь не возразишь. Нет, можно, конечно, но глупо. Обязательно увязнешь в оправданиях, а Романов только того и ждет и молчать не станет, еще что-нибудь подкинет, так что в конечном счете получится как бы не хуже. Тем более я уже начал догадываться, к чему он клонит, и еще вчера позаботился на сей счет, а потому продолжал помалкивать, изображая невозмутимость и олимпийское спокойствие. Вначале дождемся концовки, а уж тогда и можно взять ответное слово.

— Вот я и сказываю, — подвел итог Романов. — Нам-то ехать некуда. У нас тут корни, родичи, ежели что — помрем, но тут останемся, а у князя и кровь нерусская, и чина нетути, да и веру нашу он совсем недавно принял, года не прошло. Как убедиться, стоек ли в ней? Да и сам он словно перекати-поле. Ежели как следует прищемит, так он, чего доброго, фьють, и нет его. Да и то взять — у него самого заслуги есть, но тоже не больно-то, а ведь род чем именит? Да тем, что в нем и отцы не раз супротив ворогов бились, и деды, и прадеды. Так надобен ли среди опекунов столь ненадежный человечишко? Эвон сколь у нас князей куда именитее, — широким жестом обвел он сидящих в палате, явно подыскивая себе сторонников, — да все из истинных Рюриковичей. А у тебя, князь, выговаривать умучаешься. Ишь, — иронично хмыкнул он, — Макальпа.

— Все сказал, боярин? — холодно осведомился я и, дождавшись его утвердительного кивка, поинтересовался: — А скажи, Федор Никитич, тебя вот тут в недавней сваре по уху или по голове никто не бил?

Тот зло уставился на меня, выдавив:

— А то не твоя забота.

— Как раз моя, — поправил я его. — Я ведь к чему спросил. Только что архимандрит Исайя прилюдно сообщил, что государь перед смертью пожаловал мне титул думного боярина. Получается, что либо ты не услышал его, потому что до сих пор в ушах звенит, да и немудрено, у конюшего боярина Михаила Федоровича рука крепка, то ли выскочить из головы успело, потому как тебе по ней настучали. Так как? Может, тебя вначале к лекарю отправить, чтоб осмотрел да порошки прописал?

— Ну запамятовал, — сконфуженно пробормотал он.

— Это ничего, бывает, — кивнул я. — Ну тогда слушай далее. Во-первых…

Отвечал я строго по пунктам, ибо, пока Романов их вываливал, я на всякий случай загибал пальцы, чтоб не забыть ни одного обвинения. Теперь пришла пора их разгибать. А для надежности, дабы Федор Никитич не смог вступить со мной в дебаты, всякий раз, подводя итог, я ссылался на Годунова, кивком головы подтверждающего истинность сказанного. А затем, покончив с ответами, я перешел в решительную контратаку, заявив, что если говорить о родичах, то их у меня предостаточно, а кое-кто находится… тут, в палате.

Не зря же я вчера, невзирая на усталость, старательно выпытывал у Власьева, есть ли в Думе князья Долгорукие, а узнав, что имеется один, Федор Тимофеевич, выяснил, кто таков и от каких корней. Оказалось, якобы моей матушке Марии Андреевне Долгорукой он доводился двоюродным племянником, следовательно, мне самому — троюродным братом.

Романов изумленно уставился на меня. Не меньшее, если не большее удивление было написано и на лице Долгорукого. Пришлось пояснить, какого я роду-племени, на всякий случай указав, что мои родители были честь по чести обвенчаны, так что и тут ко мне щекотливых вопросов возникнуть не может. Более того, мое разительное сходство с отцом при первом же свидании сразу бросилось в глаза старшему Годунову, ибо он хорошо знавал моего батюшку в годы своей юности. И вновь утвердительный кивок младшего Годунова.

— А если припомнить, что родительница моей матушки Анастасия Владимировна из рода князей Воротынских, — продолжил я, — получается, здесь в палате сидит и мой двоюродный дед. — И отвесил учтивый поклон Воротынскому.

К чести Ивана Михайловича надо сказать, что он так широко, как Федор Тимофеевич, рта не открывал и бороду в изумлении, как Федор Никитич, чесать не стал. Просто промолчал, и все.

Народ одобрительно загудел. Но я не собирался удовольствоваться этим. Уточнив, верит ли теперь Романов, будто в моих жилах течет не просто русская кровь, но кровь Рюриковичей, и дождавшись его кивка, я нанес еще один удар. На сей раз он касался ратных заслуг предков.

Начал я с упоминания про то, как храбро сражался мой отец в полку славного князя Михайлы Ивановича Воротынского, обороняя Москву от проклятого Девлет-Гирея.

— А вторым воеводой был у князя Петр Иванович Татев, — добавил я, улыбнувшись его сыну Борису Петровичу, с которым познакомился еще в Путивле. — Да и позже, в битве под Молодями, мой батюшка Константин Юрьевич тоже был не из последних. Только там он бился рука об руку с князем Дмитрием Ивановичем Хворостининым. — И, отыскав сидевших на лавке его родного брата Федора Ивановича и сына Дмитрия Ивана, послал им обоим радушную улыбку, заодно осведомившись у них, рассказывал ли о моем отце их брат и отец…

Я даже не успел договорить, как оба закивали головами, а Иван даже добавил:

— Слыхал, и не раз.

Вот и чудненько. А теперь приплетем к военным делам моего «батюшки» и отца Федора Тимофеевича Долгорукого. И я поведал, какую хитрость с ложным гонцом якобы от Иоанна Васильевича для устрашения Девлет-Гирея измыслил мой батюшка и поставленный царем боронить Москву Тимофей Иванович Долгорукий. На самом-то деле придумал ее исключительно дядя Костя, да и осуществлял он ее не с Тимофеем Ивановичем, а с другим московским воеводой, князем Юрием Токмаковым, но эта неточность столь незначительна, что я не счел ее за обман. Было? Да. А с кем конкретно — какая разница. Зато вон как горделиво приосанился мой троюродный братец. Грудь колесом, в глазах не гордость — гордыня, и меня теперь должен поддержать во многом, если не во всем.

Не удержался я и от подковырки, полюбопытствовав, где находился в это время батюшка Федора Никитича.

— С государем, — буркнул тот.

— Стало быть, в Ярославле, — понимающе кивнул я. — А когда наши отцы — Воротынского, Хворостинина, Татева и мой — бились под Молодями, твой батюшка Никита Романович, получается, пребывал в Великом Новгороде. Ну да, понимаю, там сражения куда яростнее. Одного не пойму — с кем бились-то?

Романов зло посмотрел на меня, но нашелся с ответом:

— Али запамятовал? В ту пору Ливонская война не кончилась.

— Как же я мог про нее забыть, если мой батюшка успел и там побывать. Правда, Никиту Романовича он ни разу на ней не увидал. Ни под Пайдой, ни под прочими ливонскими градами.

Лицо боярина надо было видеть. Полнейший отлуп по всем позициям, и походя ткнули мордой в грязь. Не самого — отца, но оно по здешним меркам еще оскорбительнее. Ничего, полезно. Авось в другой раз поумнее будет и запомнит, на кого можно разевать пасть, а на кого лучше не стоит.

Однако сдаваться Федор Никитич не собирался и, упрямо набычившись, проворчал:

— Все одно — по батюшке ты из шкоцких людишек, а по матушке считать неча. — Он пренебрежительно махнул рукой и добавил, очевидно для довеска: — И государю нашему невинно убиенному никаким боком.