Битвы за корону. Прекрасная полячка - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Елманов cтр.№ 15

— Попозже подойду, — отмахнулся я. — Передай сотнику, пусть держится.

Но тут вмешался Дмитрий.

— Иди, князь, — кивнул он мне. — Мне все одно… пора… Обними меня… напоследок… и иди.

Он и впрямь и выглядел, и говорил совершенно иначе, чем минутой ранее, во время исповеди. Увы, но произошедший в нем всплеск сил оказался последним, и сейчас их остатки буквально на глазах стремительно и безвозвратно покидали его тело. Бледное лицо Дмитрия покрылось неприятной восковой желтизной, а левая рука принялась собирать с одежды нечто невидимое.

— Обирается, — еле слышно прокомментировал кто-то сзади. — Такое частенько перед…

«Вот обниму, обернусь и скажу, что когда и перед чем бывает», — зло подумал я.

— Береги… — шепнул мне Дмитрий на ухо.

Я подождал, однако кого беречь — не услышал. Переспросил, но он не ответил. Я отстранился и понял — все. Глаза царя оставались открытыми, но никого и ничего не видели, покрываясь еле приметной пленочкой, точно саваном, да и сам он не дышал. Получилось, конец свой он встретил в моих объятиях.

Задержался я возле его тела совсем ненадолго — запомнить лицо, пока не тронутое тленом, да кровавую рану на груди. Она хоть и скрывалась под повязкой, но багровое пятно, проступившее сквозь белую ткань, напоминало, что у меня перед ним остался последний должок — отмщение.

— Государя перенести внутрь, — велел я, кивнув на беседку, то бишь Мономаший трон. Не хотелось в такой момент говорить о делах, но куда деваться, и я распорядился: — Гвардейцам, кто находился близ Дмитрия Иоанновича и слышал его последний завет, ждать меня. — И, деликатно уцепив продолжающего всхлипывать архимандрита под локоток, увлек его в сторонку потолковать кое о чем.

Тянуть не стал, время поджимало, и сразу приступил к откровенному разговору. Смысл его сводился к тому, что, мол, он и сам видит, сколько ныне ляхов в Москве. И ведут они себя далеко не как робкая монашка в присутствии матери-игуменьи, а скорее как запорожский казак, завидевший этих самых монашек. И если сейчас объявить полностью, без оговорок, последнюю волю государя, можно быть уверенным — вести они себя будут уже как подвыпивший казак, которому и вовсе море по колено. А посему не все сказанное Дмитрием в своем последнем слове подлежит огласке…

— Негоже царские словеса утаивать, тем паче такие, — строго покачал головой архимандрит. — То ж его предсмертный завет, и я греха на душу не приму.

— Утаивать и мне на ум не приходило, — заверил я его. — Прошу об ином: пока промолчать. Поверь, отче, у меня и в мыслях нет самовольничать и что-то менять, но на сегодняшний день все должны знать одно: власть государь передал своему престолоблюстителю Федору Борисовичу Годунову и князю Мак-Альпину. Ну и императрице, — поморщился я, нехотя включая ее в состав опекунов.

— А-а… как с боярами, коих Димитрий Иоаннович помянул? — нахмурился отец Исайя.

Та-ак, получается, про ясновельможного пана Мнишка промолчать он согласен. Уже замечательно, ибо означает, что архимандрит принципиальных возражений не имеет.

— И про них скажем, не утаим, — пообещал я, — но позже. Сам посуди, надо ж поначалу разобраться, кто есть кто. Царь — простая душа, к людям доверчив без меры, через это и смерть мученическую принял. А вдруг на самом деле Мстиславский или Романов среди тех, кто умышлял на его жизнь? — И я кивнул на ближние к нам боковые двери, в которые снаружи упорно продолжали долбить.

Судя по стуку, бревно было увесистое. Но двери держались, благо должный разгон осаждающим взять не удавалось — по ступенькам высокого крыльца не больно-то разбежишься.

— Слышишь, как старательно ломятся в божий храм? Если там кто-то из названных государем, то ему прямая дорога не в Опекунский совет, а на плаху. Потому и говорю: надо вначале разобраться, а тогда и говорить про них.

Отец Исайя с минуту пребывал в раздумье, оглаживая свою пышную седую бороду, но согласился и даже дал совет, чтоб я растолковал о том и своим людишкам из тех, кои все слыхали.

Гвардейцы к моей просьбе отнеслись с пониманием, особенно когда я упомянул про возможных убийц. Более того, они предложили вовсе утаить упоминание царем пана Мнишка, но я остался непреклонен, пояснив, что в подтверждение своих слов, возможно, придется клясться на кресте. А кроме того, остаются иные послухи — и кивнул в сторону архимандрита, давая понять, что он нипочем молчать не станет.

— И получится, будто ваше лжесвидетельство…

Но договорить я не успел, увидев спешившего ко мне Зимника, дежурившего вместе с двумя десятками гвардейцев подле дверей с южной стороны.

— Там они, кажись, бочку с порохом подкатили, княже! — выпалил он, и чуть ли не одновременно с его сообщением, как бы подтверждая его, с той стороны, откуда он пришел, раздался страшный грохот, вдобавок усиленный превосходной акустикой храма.

Хорошо, Груздь, находившийся как раз подле них, послав ко мне Зимника, одновременно дал команду всем остальным отступить подальше от двери. Да и атакующие ворвались лишь спустя секунд пять, а потому дежурившие подле гвардейцы с первой волной управились сами. Дружный залп в упор не просто свалил троицу появившихся в дверном проеме холопов, но и откинул их на остальных. Те чуть замешкались, и раздался второй залп. Толпа испуганно отхлынула назад.

— Первому десятку самострелы к бою! — крикнул сотник. — Второму перезарядить пищали! — И ободрил: — Не робей, робяты. Таких, как они, на кажного из нас по цельной куче надобно.

Он не волновался, оставаясь абсолютно уверенным в себе и своих людях. А на лице улыбка. Как же, помню. Точно такая была на его лице в Прибалтике, когда возникли проблемы с одной из казарм в Нарве. Думаю, тем, кто попробует ворваться в пролом, она навряд ли сулит что-то доброе. Ну и хорошо. Встревать я не стал, да и не до того мне стало — в окна полетели камни, а вслед за ними и зажженные факелы.

— Полушубки на них накидывайте, да не нагольной стороной, а чтоб овчина снаружи оставалась, — рявкнул я и окликнул торопившегося к очередному полыхавшему факелу командира спецназовцев: — Вяха, тут прочие гвардейцы управятся, а твоим орлам особая задача. Если эти нехристи и остальные двери взорвут, придется туго. Дабы этого не случилось, бочки с порохом надо взрывать заранее, чтоб их подкатить не успели. Стрелять оттуда. — И ткнул пальцем на узкие высокие оконца с осколками стекол, торчащими из свинцовых переплетов, предупредив, чтоб без нужды себя не обнаруживали и по людям почем зря не палили — исключительно по бочкам.

Вообще-то надо было предусмотреть такое развитие событий раньше, едва вошли в храм. Но, во-первых, я надеялся, что осаждающие не решатся на кощунство со взрывами — все-таки храм, святыня, а во-вторых… Стрелять, предварительно не разбив само окно, невозможно. Словом, не рискнул я «святотатствовать», решив ограничиться наблюдением. Теперь — дело иное. Не я бил стекла — мятежники, а потому с нас взятки гладки.