– Но все же: какие станки делать, для каких работ – кто это будет решать, государь?
– Первое время мы с тобой. А потом, бог даст, организуем что-то вроде Академии наук, но только технических. И тут уже от тебя будет зависеть, чтобы в ней сидели не одни немцы, как в той, что есть сейчас. Но ты не спеши, мы уже скоро приедем. Пообедаем, а потом я свои рисунки покажу, кои изобразил за время болезни.
Нартов смотрел на молодого императора со всё возрастающим изумлением. И дело было не в том, что он вовсе не ожидал от царя таких речей. Нет, Петр ему сильно напоминал кого-то хорошо знакомого, и наконец Андрей Константинович понял, кого именно. Да своего же великого деда! Причем даже не столько лицом, хотя и в нем имелось определенное сходство, сколько энергией и напором. И, что удивительно, голосом.
Встреча с Нартовым являлась одним из важнейших эпизодов в планах Сергея. Потому как его, конечно, многому научили в Центре, и теорию он знал очень неплохо. Но собранный на практических занятиях генератор мощностью в сорок ватт все же не давал достаточной уверенности, что подобное устройство, только в сто раз мощнее, ему удастся изготовить в восемнадцатом веке. Несмотря на то что модель была разработана специально для воспроизводства в тех условиях, не требовала иных материалов, кроме графита, дерева, меди, плохого железа, льняных ниток и рыбьего клея. Причем все работы Сергей сделал вручную – ножницами, напильниками и коловоротом. Получилось не так уж плохо, устройство проработало целых сорок минут, прежде чем развалиться.
Вообще-то изготовление генератора было одним из самых неоднозначных мест в программе. Некоторые предлагали сунуть в контейнер готовый, но после долгих обсуждений эта идея была оставлена, и вот почему.
Да, генератор потребной мощности будет весить всего три с небольшим кило, но ведь он неизбежно окажется очень высокооборотным, то есть потребуется еще и редуктор, а это плюс как минимум полтора килограмма. И значит, из-за лимита веса придется вообще отказаться от запасных деталей к управляющему контуру, что Саломатин считал в корне неверным. А вдруг что-нибудь сгорит? Даже необязательно в контуре, а в том же самом генераторе. Починить столь высокотехнологичный механизм в прошлом при всем желании не удастся. И следовательно, программа благополучно накрывается медным тазом. Нет уж, пусть Новицкий хоть несколько лет подряд строит там здоровенного уродца из местных материалов. И наплевать, что он будет весить в сто или даже двести раз больше, – наоборот, меньше вероятность, что его украдут. А сломается – те же мастера, что его делали, с теми же кувалдами и при помощи той же самой матери его быстренько починят. Высвободившийся же вес мы заполним деталями и инструментами для возможных ремонтов управляющего контура, что сделает вероятность его успешного запуска почти стопроцентной.
Так вот, конструкцию этого изделия Новицкий и сам знал неплохо, и в планшетах имелись подробнейшие описания в нескольких вариантах. Но то все-таки была чистая теория, которая, как совершенно справедливо утверждала незабвенная преподавательница сексуальной культуры, суха без практики. Лучшим же практиком в начале восемнадцатого века несомненно был Андрей Константинович Нартов, сидевший сейчас напротив молодого царя.
И ведь действительно он первым изобрел то, что явилось чуть ли не главной основой происшедшей сто лет спустя промышленной революции: токарно-винторезный станок с суппортом, почти не изменившимся за следующие полтораста лет. Но, как это часто бывало и до, и после Нартова, изобретение кануло в Лету незамеченным. Два сохранившихся станка мирно пылились в запасниках музеев Санкт-Петербурга и Парижа, а повторил изобретение Нартова какой-то англичанин семьдесят лет спустя. Правда, его станок в отличие от нартовского не мог выполнять токарно-копировальных работ, но это не помешало тому, что вся слава досталась англичанину, и слово «суппорт» стало международным. Несмотря на то что этот узел в более совершенном исполнении изначально назывался «педесталец».
Нартов успел сделать удивительно много, несмотря на хроническое безденежье, преследовавшее его всю вторую половину жизни, то есть пришедшееся на самый пик творческого расцвета. И теперь, кроме чисто практической надобности в талантах Андрея Константиновича, Сергея просто по-человечески интересовал вопрос: а что сможет совершить этот неординарный инженер-механик, если вообще раз и навсегда оградить его от недостатка средств и непонимания власти предержащей? Пусть даже в проекты придется вбухивать средства, соизмеримые со всем бюджетом России. Правда, от этого она наверняка лишится каких-нибудь архитектурных красот типа фонтанов Петергофа или Зимнего дворца, построенного при Екатерине Второй. Но лично он, его величество Петр Второй, Божией милостью император и самодержец Всероссийский, и прочая, и прочая, не видел в этом ничего хоть сколько-нибудь трагичного. Не баре, поживем и в Лефортовском дворце, тем более что по сравнению с двухкомнатной хрущевкой, где прошло детство нынешнего императора, или комнатой в общежитии Центра он все равно кажется непредставимо огромным. Хотя, конечно, у него тоже есть свои недостатки…
Может, и тут обратиться за помощью к Андрею Константиновичу?
В начале обеда, на котором, кроме них с императором, больше никого не было, Нартов чувствовал себя скованно. Прислуживал им все тот же лакей с наглой мордой, но он появлялся ненадолго и всегда предварял свой приход осторожным стуком в дверь.
– Пока мы не начали говорить про станки, – повернулся к своему гостю царь, – позволь обратиться к тебе с просьбой. Не порекомендуешь ли какого-нибудь приличного слесаря-механика? Тебя на такую мелочь отвлекать неудобно, но ведь живу я тут просто как какой-то дикарь, прости господи. Вон, камердинер мой в дверь колотит, если хочет зайти, – куда это годится? Мы, чай, не эфиопы. Повесить какой-нибудь звонок, да нескольких тонов, чтобы я заранее знал, кто и зачем сюда ломится. И ответный тоже, дабы мне не драть глотку, а только дернуть за нужную веревочку, сообщая, допускается ли сейчас аудиенция или мое величество занято чем-то неотложным.
Нартов ненадолго задумался – такой вывод можно было сделать хотя бы потому, что он не глядя ткнул вилкой в суповую тарелку и не обратил внимания на отсутствие результата. Но не более чем через пару минут спросил:
– Государь, а обязательно это должны быть все веревочки, если ты хочешь слышать несколько разных звонков, – сколько именно, кстати?
– Восемь, – с интересом ответил император.
– Тогда можно будет сделать три крючка, некоторые из коих потребуется взвести, а потом дернуть за шнур, и получится нужный звонок. Ни одного крючка – первый, один, самый левый – второй, следующий с краю – третий, первые два – четвертый, и так далее, всего восемь.
Сергей чуть не подавился крылом какой-то мелкой птички. Ну ни фига же себе, человек вот просто так, между первым и вторым, додумался до двоичного кода! Или он знаком с трудами Лейбница? Но все равно тогда ему остается всего пара шагов до арифмометра. Но тут, пожалуй, придется на ходу менять план беседы. Потому как следующим пунктом в нем было пожаловаться на отсутствие во дворце санузла, причем сразу раздельного, на совмещенный Сергей насмотрелся еще в двадцать первом веке и не собирался повторять этого здесь. Однако теперь молодому человеку стало просто неудобно отвлекать Нартова на какие-то краны и унитазы. Ничего, пока и с ночным горшком перебьемся, тем более что он торчит уже не под кроватью, а в специально отведенной под это дело комнатенке. Пожалуй, тут можно рискнуть и замахнуться сразу на паровой привод, не связываясь со всякими плотинами. Тем более что гость уже перестал смущаться, освоился – вон как соображалка заработала!