Те из пассажиров, кто не отошел ко сну, с интересом наблюдали за веселым полковником, сыпавшим анекдотами и прибаутками. Тимонин несколько раз поднимался с лавки и отправлялся опрокинуть стаканчик в местную забегаловку, где торговали водкой в разлив. Из закуски была лишь вяленая рыба и сомнительная колбаса, нарезанная толстыми ломтями. Тимонину больше пришлась по вкусу рыба.
К восьми утра он прилично нагрузился, насквозь пропах вяленой рыбой, но был весел и довольно бодр. На своих ногах забрался в автобус и нашел место без посторонней помощи.
* * *
Девяткин, не снимая с себя пропитавшуюся кровью и водой куртку, спортивным шагом обошел все палаты на втором этаже. Начал с четырнадцатой. Остановился под светильником, посередине комнаты осмотрелся по сторонам. Да, ещё та картина. На кладбище или в морге куда веселее.
Замотанный бинтами труп. Руки привязаны к перекладине кровати, пальцев не хватает. Под кроватью черная лужа. На светлой крашенной стене брызги крови, волосы с лобка, мелкие кусочки внутренних тканей и кожи. Ноги убитого широко раздвинуты, вместо семейных драгоценностей зияет здоровая кровоточащая дыра. Если бы здесь нашелся хороший игрок в гольф, мог бы запросто вогнать в эту дыру, как в лунку, призовой шар.
Возле подоконника стул, на котором висят старые латаные портки. Не надеясь найти в штанах ничего интересного, Девяткин все же обшарил карманы. В целофановом пакетике водительские права и паспорт на имя… Девяткин даже сморгнул от неожиданности, не поверил своим глазам. Документы на имя Тимонина Леонида Степановича.
Он опустил паспорт и права в пакет, завернул пакет в сухую газету и сунул в карман куртки. Перед тем, как выйти из четырнадцатой палаты Девяткин покосился на пустую, по-солдатски застеленную койку, под которой стояли сшитые из войлока тапочки без задников. Подошел, поднял подушку, пошарил рукой под матрасом. На этот раз действительно мимо денег. Под подушкой пижама в мелкий розовый цветочек, больше ничего.
В коридоре он наклонился над трупом Нумердышева. Документов, естественно, никаких. Ружье, сумка с патронами и всякой мелочью. Девяткин не стал трогать это добро.
Для очистки совести он посетил соседние палаты, чуть не до обморока напугав своим появлением лежачих больных, с головами ушедших под одеяла. Заглянул под койки, за занавески и вернулся на лестницу. Боков стоял на верхней площадке и смолил вторую сигарету подряд, стряхивая пепел на одежду. Он уже вышел из полуобморочного состояния испуга, но очухался ещё не до конца.
– Ну, как дела? – спросил Боков. – Что там было?
Вопрос прозвучал как-то очень легковесно, фальшиво. Боков, почувствовавший фальшь, бросил окурок на пол, раздавил его ботинком.
– Лучше спроси о чем-нибудь другом, – поморщился Девяткин. – Тимонина там нет. Это главное.
– А где, где же он тогда?
– Шут его знает, – Девяткин попросил у Бокова закурить.
– А с кем была перестрелка?
– Если бы я это знал. Одного гада я уложил. Второй ушел, видимо, через подвал. Пошли отсюда.
Попыхивая сигаретой, Девяткин на ходу застегнул «молнию» куртки, чтобы не показывать публике торчащие из-за пояса рукоятки пистолетов.
Самые храбрые больные, чуть не затоптавшие Бокова, стояли на первом этаже. Те, что робкого десятка, высыпали во двор и там проводили дискуссию, что-то высматривая в освещенных окнах своих палат. Больные в полголоса оживленно спорили между собой о том, чего они не видели и не знали.
Девяткин стал спускаться вниз. Группа людей, стоявшая под лестницей, заполнявшая площадку первого этажа, издала единый глубокий вздох и расступилась, насколько позволяло пространство тесного вестибюля.
– Спокойно, граждане, – заявил Девяткин. – Я из милиции.
Люди, не знавшие, как им держаться в такой необычной ситуации, напряженно разглядывали мужчину в спортивном костюме, залитым кровью, и следовавшего за ним на расстоянии шага молодого человека. Напряжение было столь велико, что хлопни в этой тишине бутылка шампанского, все люди, как сваленные ветром снопы соломы, рухнули бы на пол. И больше не встали.
Дежурный врач, хрупкая молодая женщина, прибежавшая сюда из приемного отделения, стояла в первом ряду, перед мужчинами. Она, ещё не решившаяся подняться наверх, сделала робкий шаг вперед, отделилась от группы людей.
– Скажите, там есть раненые?
Девяткин мрачно покачал головой.
– Только трупы.
Из– за спины врача вышел парнишка санитар. От волнения он вжал голову в плечи и стал заикаться.
– Я только что вызвал нашу милицию, – отрапортовал санитар. – Они сказали, что приедут минут через двадцать. Или тридцать.
– Хорошо, – принял рапорт Девяткин и пожал санитару руку. – Молодец.
Затем Девяткин прошел сквозь толпу людей, крутанул турникет, распахнул дверь на улицу. Боков, опустив глаза, шагал следом. В дверях Девяткин обернулся и дал единственное и последнее указание.
– До приезда милиции ничего не трогать, – сказал он. – Ничего. И на этаж не подниматься.
– Слушаюсь – пискнул санитар. – А вы далеко?
– У меня срочные дела, – ответил Девяткин. – Будем держать контакт.
* * *
Девяткин вышел на улицу. Несколько мелких групп людей, стоявших у подъезда под фонарем, сбились в одну большую кучу. Девяткин, чтобы успокоить публику, громко объявил, что милиция ожидается с минуты на минуту. Затем он дошагал до «Жигулей».
Переложил в спортивную сумку оружие, милицейское удостоверение в прозрачной пластиковой рубашке, паспорт Тимонина. Сбросив с себя мокрые штаны, куртку и майку, он порылся в сумке и не нашел ничего лучше рубашки с длинными рукавами и пляжных шортов с пальмой на заднем месте. И то ладно.
– Садись за руль, – переодеваясь, скомандовал Девяткин. – Живо.
Боков выполнил указание, завел двигатель. Девяткин, завершив туалет, занял переднее сидение и блаженно потянулся.
– Ну, трогай, – сказал он.
Боков неподдельно удивился.
– А разве вы не хотите дождаться милиции? Ну, дать показания?
– На хрен мне это надо? – вопросом ответил Девяткин. – У меня и так геморрой.
Машина проехала вахту, выкатилась с больничного двора. Темным окраинные улицы, казалось, таили в себе какую-то неосознанную человеком опасность. Чтобы не попасть колесом в открытый колодец или колдобину, Боков сбросил скорость до тридцати километров. На пару секунд фары вырвали из темноты спину шагающего по обочине человека.
Военный, офицер с портфелем в руке. Человек в форме не оглянулся на машину. Мелькнули звездочки на погонах, красный околышек фуражки. Боков не смог разглядеть лица офицера, но его фигура, его походка показались чем-то знакомыми. И, кажется, этот портфель Боков тоже где-то раньше видел.