– Вопросик у нас такой, – Егоров придвинул ближе к себе чашку. – У вас учится студентка Лена Романова.
Десятников утвердительно кивнул головой.
– Это ещё не вопрос, – Егоров размешал сахар. – Это утверждение. Вы поддерживали с Романовой половую связь? Это вопрос.
– Помилуйте, – Десятников вытаращил глаза. – Помилуйте, я же преподаватель. Да, Лену я припоминаю, есть такая студентка. Между прочим, студентка прилежная. Между прочим, успевает по моему предмету.
– Значит, половых отношений у вас не было, между прочим? Так и запишем, – сказал Егоров, но ничего записывать не стал.
– Что вы? – Десятников продолжал таращить на Егорова круглые как пуговицы глаза. – Есть же на свете этика. Есть же дистанция между преподавателем и его учениками, то есть, ученицей. Есть грань, переступить которую нельзя. Невозможно.
Вот все и разъяснилось: эта потаскушка Романова навела на него бандитов. Мстит, подлая душа. А он ещё на Люсю грешил, на жену. Люся, конечно, способна на многое, но до такой мерзости не опустится. И аспирант Павлинов ни при чем. А Романова, ничего себе штучка. Нет, плохо Десятников знает женщин, с его-то опытом и такие накладки – это непростительно. И зря он, не подумавши, сказал этим чертям, что связи с Романовой вовсе не было, глупо.
Надо было по-другому, дескать, была интрижка, девчонка сама затащила его в постель и всего-то один единственный раз. Он глубоко сожалеет о пришедшем, раскаивается, не может простить себе эту слабость, казнит себя, ну, и так далее. Но теперь поздно идти на попятную, нужно стоять на своем, до конца стоять. Но с какой целью Романова натравила на него этих бандитов? Мстит за то, что бросил её – вот ответ. Но ведь не он бросил Лену, сама порвала все отношения. Сама его бросила, сама же и мстит. Нет, это не логично. И что это за странные вопросы: была ли у него с Леной половая связь? Сами знают, а спрашивают. Или не знают?
– Я работаю со студентами, молодыми людьми, – продолжал Десятников, отметив, что голос его не дрожит, звучит спокойно, без срывов. – А в преподавательской работе всякое случается. Бывает так, что какая-то студентка воспылает чувствами к преподавателю. И моя профессиональная обязанность не давать никакого повода для надежды на взаимность. Никакого. Мы со студентами по разные стороны баррикад. Моя обязанность…
– Пощадите, Олег Олегович, – Егоров склонил голову на бок и жалобно посмотрел на Десятникова. – Отрицательный ответ засчитан, как ответ.
– Я просто хотел прояснить ситуацию, – Десятников постарался улыбнуться. – Хотел, чтобы до вас дошло…
– Уже дошло, – оборвал Егоров доцента. – Кстати, у вас красивая улыбка. Женщинам, должно быть, нравится, когда вы улыбаетесь. Если бы у меня была такая улыбка, о-о-о… Но я, к сожалению, улыбаюсь редко и оскал у меня какой-то не журнальный. Боюсь после нашего разговора, если вы и дальше будете врать, то перестанете нравиться женщинам. Еще та будет улыбочка, пугающая. Рот до ушей, как у Буратино. И другие части тела могут пострадать.
– Только не надо этого пси… психологического давления, – теперь голос Десятникова дрогнул. – И почему вы интересуетесь моей личной жизнью?
– Не вашей. Вы меня вообще не интересуете ни с какой стороны.
– Не знаю, что там напридумывала эта Романова, только она лжет, – выпалил Десятников. – Она лжет, вы ей верите, а мне поверить не хотите. У меня жена, я избегаю случайных связей. Тем более со студентками. Потому что репутацию берегу.
Егоров, не слушая доцента, придвинул к себе какой-то предмет, отдаленно напоминающий клещи.
– Знаете, что это такое? – спросил он
– Даже не догадываюсь.
Десятников смотрел на него затравленными мутными глазами.
– Всего-навсего щипцы для колки грецких орехов. Вы любите грецкие орехи? Очень полезный диетический продукт, создание самой природы. Впрочем, орехи это так… Этими щипцами можно расколоть все, что угодно. Да, простой и эффективный механизм, продается в хозяйственных магазинах. А раскалывает все на свете, – Егоров задумчивым взглядом уставился Десятникову между ног. – Хоть камень расколоть можно,
Егоров, балуясь, защелкал щипцами. В глазах Десятникова стояли слезы, он путался в словах.
– Прошу… Я ведь искренне… Я ведь понимаю, случилось недоразумение какое-то. Досадное, – он шмыгнул носом. – Все, что зависит от меня… То есть от вас…
– Прекратите, возьмите себя в руки. Если и дальше так разговор пойдет, то, уверяю, вам понадобится все ваше мужество. Все, до последней капли.
– Я не трогал эту потаскушку, – тонко вскрикнул Десятников, но осадил себя, быстро сообразив, что занесло его не туда. – Она сама, – сказал он тихо. – Сама ко мне в постель залезла. Воспользовалась слабостью. Минутной слабостью. Она потаскушка. Она со всеми подряд. А вы… А я…
– Слушай ты, урод корявый, – голос Егорова стал злым. – Еще пара таких слов, и я тебя убью. Твое тело будут находить по кускам. По ошметкам, разбросанным в разных концах города и области. Так что, у тебя даже могилы своей не будет.
– Не будет, – Десятников повторил последние слова и вытер тыльной стороной ладони влажные веки. Страх поднимался откуда-то изнутри, из желудка, подступал к горлу, как кислая блевотина.
– Ничего особенного у меня с ней не произошло, – промямлил Десятников. – Ничего особенного. Несколько встреч. Ну, поцеловал её, ну, как обычно…
– Ты поцеловал, она забеременела, – кивнул Егоров.
Десятников ошалело посмотрел на Егорова, оглянулся по сторонам, потрогал кончиками пальцев лоб и губы.
– Значит, он нашей любви с Леной ребеночек, так сказать, случился? – тупо спросил Десятников.
– Случился, – подтвердил Егоров, – потаскун ты этакий.
– Вот, значит, в чем дело, – Десятников снова оглянулся по сторонам и повторил загробным голосом. – Вот в чем дело. И что же теперь?
* * *
Теперь нужно действовать, другого уже не остается. Доцент краем глаза покосился на щипцы для колки орехов, лежавшие на столе перед Егоровым. Нужно действовать. Он уже наполовину вытащил нож из рукава пиджака, пряча предплечье под столешницей, сжал ладонью замотанную изолентой рукоятку. Осталась самая малость: броситься вперед, вонзить клинок в грудь этого мерзавца.
– Вижу, это известие вас не взволновало, – Егоров продолжал усмехаться. – И уж тем более не обрадовало, – он допил кофе и отодвинул чашку в сторону. – А что же вы кофе не пьете?
– А вот как раз собираюсь.
Десятников и не узнал свой голос, таким глухим и напряженным он сделался.
Двинув корпусом обеденный стол, Десятников выхватил из рукава нож. Поднимаясь на ноги, он оттолкнул стул, занес вверх руку, хотя собирался не делать отмашку, а ткнуть противника ножом в грудь или вонзить клинок снизу, под ребра. Но за долю секунды он изменил решение.
По столу покатились опрокинутые чашки, стул, на котором только что сидел Десятников, упал спинкой назад. Егоров, совсем не готовый к такому развитию событий, инстинктивно поднял предплечья вверх, стараясь защитить лицо и грудь от удара клинка, то была слишком слабая защита. Еще он успел отклонить корпус назад и пнуть Десятникова носком ботинка чуть выше подъема ноги, в берцовую кость.