– Теперь подними голову. И открой рот. Широко.
Гущин задрал голову кверху. Литвиненко вставил дуло пистолета в раскрытый рот.
– Скажи: «а-а-а-а». Как на приеме у доктора.
Литвиненко зажмурился и нажал спусковой крючок. Грохнул короткий выстрел.
Пуля сломала затылочную кость Гущина и застряла в стене. По белой штукатуренной разлетелись брызги крови. Молодой человек подобрал с пола стреляную гильзу и опустил ее в карман. Литвиненко спрятал пистолет и улыбнулся.
– Все, теперь Каширина прихлопнем. Если грузовики вышли вчера вечером, то в районе Оренбурга будут через двое суток. Не раньше. Можно успеть. Если сейчас же взять авиабилет в Домодедово. Попробуем встретить их на таможне.
* * *
Акимов выбрался из кабины «Урала» и отправился к «Жигулям», начинать переговоры с людьми Гецмана. Каширин заканчивал вечернюю трапезу в одиночестве. Он, от волнения вдруг потерял аппетит, но все-таки запихнул в себя соленый огурец, кусок хлеба, выпил полстакана бурды под названием «кофе».
Решил покурить на улице. Неслышно захлопнул за собой дверцу. Спрыгнул с подножки на землю. Из степи дул северный прохладный ветер. Он перекатывал по земле клочья серой травы, ерошил выжженное солнцем прошедшего лета сухое жнивье. Прикурив сигарету, Каширин встал в тени грузовика.
Он бездумно разглядывал узкое плохо освещенное шоссе, указатель поворота на свиноферму. Наконец, утомившись этим бедным зрелищем, дошагал до второго заднего грузовика. Кабина не освещена, сразу и не поймешь, есть ли там люди. Каширин бросил окурок себе под ноги, раздавил огонек подметкой башмака.
Он, оставаясь в тени кузова, прошагал еще несколько метров и остановился. С этой позиции хорошо видны «Жигули». В машине зажгли свет. В салоне трое мужчин. Акимов на заднем сидении. На передних местах Воронцов и второй парень со странной фамилией Гуж. Оба смотрят на Акимова. Тот что-то говорит, разводит руками, загибает пальцы. Интересно, обладает ли Акимов даром убеждения?
…Разговор в салоне «Жигулей» шел туго. Устроившийся на заднем сидении Акимов, уже исчерпал все доводы в свою пользу, устал говорить, стал повторяться. Кажется, в его словах мало толку. Гуж и Воронцов, сидевшие спереди, слушали невнимательно. Они что-то решили для себя и, похоже, это решение, как приговор трибунала, обжалованию не подлежит.
– Месяц назад вдоль границы шмонал московский РУОП, – сказал Воронцов. – Специально сюда из Москвы прислали целый отряд в пятьдесят рыл. Соображаешь? Облавы, засады. Полный мрак.
– Главное, конфискуют груз, – добавил Гуж. – И знаешь, что сделает Гецман? Ну, если нас возьмут за задницы? С живых спустит шкуру. Для начала. А дальше, даже представить страшно.
Но у Акимова оставался еще один, веский последний аргумент.
– А как ты на это смотришь? – спросил он Воронцова.
Акимов запустил руку во внутренний карман. Большим пальцем он снял поперечную застежку с подплечной кобуры. Убедился, что пистолет выходит легко.
Он покопался за пазухой, вытащил из внутреннего кармана куртки кожаный бумажник. Достав стопку сто долларовых купюр, развернул деньги веером. Стал помахивать этим веером перед носом, словно разгонял застоявшийся воздух.
* * *
– Десять тысяч, – сказал Акимов. – И все зеленые. Они станут вашими через сутки. А за сутки мы управимся. Пересечем границу, я сделаю свое дело. Мы вернемся почти на это же самое место. И поедем дальше. Но вы можете остаться здесь. Подождете нас.
Гуж и Воронцов переглянулись. Действительно, хорошие деньги за сутки не пыльной, пусть и опасной работы. Есть о чем подумать. Воронцов дрогнул:
– А если нас остановят пограничники?
– Скажем, что сбились с дороги, – ответил Акимов. – Ночь, темно. Заблудились. Покажем документы, дадим на лапу по стольнику – всех дел.
– А если здесь опять появятся московские рубоповцы? – возразил со своей стороны Гуж. – Это тебе не пограничники. Если рубоповцу дать стольник, он засунет деньги тебе в задницу. Вместе с отрезанной рукой. И подожгут то, что будет торчать из задницы.
Акимов продолжал обмахиваться десятитысячным веером.
– Нет, ни хрена не выйдет, – подвел итог Воронцов. – Деньги любят все. Но шкура у меня своя, а не колхозная.
– Слишком опасно, – кивнул Гуж.
Акимов сложил деньги в стопку, сунул в бумажник.
– Мы еще часок тут постоим, – сказал он. – Мужикам передохнуть надо. Вы пока подумайте.
– Сказано, закончен базар, – нахмурился Воронцов. – И думать не хрена. Мы тут для того, чтобы ты со своими идиотами не вздумал фокусы выкидывать. А если вздумаете… На все ваши задницы придется швы накладывать.
– Все-таки, взвесьте все «за» и «против».
– Ты чего, не понял? – Воронцов сжал кулаки. – Ты чего, сука, основной? Ты чего, всю масть держишь?
– Ребята, я все понял, – сказал Акимов. – Ладно. Нет, значит, нет. Только не хрена со мной так разговаривать. Я тебе не дырка в жопе.
Он кивнул головой, засунул бумажник с деньгами обратно в карман. Гуж хотел что-то сказать, но слова застряли в горле.
Акимов откинулся назад, давая правой руке пространство для движения. Выхватил из подплечной кобуры ТТ. Грохнул выстрел, за ним второй. Гуж с двумя дырками в левом виске как-то осел на сидении, опустился вниз. Уже мертвый, подогнул под себя ноги и повалился на бок.
Стоявший в тени кузова Каширин мог наблюдать за происходящим со стороны. Он слышал выстрелы в «Жигулях». Он видел, как из машины выпал Воронцов. Пополз на карачках, спрыгнул в кювет и метнулся в степь. Каширин почему-то сразу решил, что далеко Воронцов не убежит.
…Двух секунд хватило Воронцову, сидевшему на водительском месте, на контрдействия. Он дернуть на себя ручку, плечом открыл дверцу и вывалился на дорогу. Передвигаясь на карачках, он обогнул машину спереди. Воронцов сконцентрировался для прыжка. Акимов выстрелил ему вдогонку. Пуля разбила боковое стекло и улетела в темноту ночи.
Воронцов, перекатился по асфальту, и только потом спрыгнул в кювет. Он побежал прочь от дороги. Но нигде не увидел спасительной защиты, ни деревца, ни оврага, ни высокой кочки. Лишь голая ровная степь. Акимов открыл заднюю дверцу, встал на ноги, но почему-то стрелять не стал. Опустил пистолет.
Сделав еще пару кенгуриных прыжков, Воронцов грудью натолкнулся на Величко, неизвестно откуда выросшего на его пути. Со своего места Каширин видел, что в двух десятках метрах от него завязалась ожесточенная борьба. Впрочем, схватка оказалась короткой.
Каширин видел, как Величко, высвободив правую руку, взмахнул каким-то темным продолговатым предметом. То ли монтировкой, то ли гаечным ключом. Через долю секунды предмет опустился на голову Воронцова. Тот коротко вскрикнул, схватился за голову, завертелся на месте.
Еще один удар, на этот раз прицельный, сильный. Услышав отчетливый хруст ломающихся костей, Каширин поморщился. Ясно, Воронцов уже не жилец. Похоже, ему даже не оставят минуты помолиться. Попросить Бога о спасении души.