Крестная дочь - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Троицкий cтр.№ 72

Руки Зубова неожиданно дрогнули. Он положил бинокль на землю и сказал себе, что надо успокоиться, потому что лишнее волнение сейчас совсем ни к чему. Он вытащил из кармана скомканный платок, промокнул влажный лоб. Внизу раздался хлопок выстрела. Ближняя бутылка разлетелась в мелкие осколки. Зубов задержал дыхание и поднес к глазам бинокль. Внизу, расставив ноги и прижав к плечу тыльник приклада, стоял Фарад Батыров.

Выстрел. Разлетелась вторая бутылка.

В следственном кабинете внутренней тюрьмы Девяткин второй час обрабатывал юриста Рувинского. Дважды прокрутив пленку, записанную в ресторане и смонтированную в техническом отделе МУРа, Девяткин сел на край стола и, свесив ноги, просвистел мелодию похоронного марша. Юрист сник, как нежный цветок на жарком солнце.

Понурив голову, он загибал и разгибал пальцы, что-то шептал себе под нос, будто решал сложное уравнение с множеством неизвестных. На самом деле решать было нечего. Рувинский чувствовал себя боксером новичком, который вышел на ринг против опасного и опытного соперника, тут же схлопотал тяжелый удар в лицо и рухнул на настил. Он дождался, когда рефери досчитает до восьми, поднялся, чувствуя дрожь в коленках, и получил новый удар, такой сокрушительной силы, что стало ясно: теперь не встать, бой проигран подчистую. А ставка в этой схватке – жизнь Рувинского.

В ушах еще звучал голос бывшего друга и партнера: «Пусть займет денег, если своих нет, и купит себе немного мозгов». Скотина, последняя тварь этот Олейник. А дальше еще хуже, будто заседатели тебе смертный приговор зачитали: «Я вот что думаю: его свобода стоит слишком дорого. Наверное, смерть этого придурка обойдется дешевле? А?» Рувинский загнул и выпрямил большой палец. И снова загнул. Думай не думай, спасение все равно не светит. Если уж Олейник решил избавиться от нежелательного свидетеля, он это сделает. Через ментов, продажных контролеров следственного изолятора, которые наймут за пару доз дури блатного отморозка с пожизненным сроком. И эта тварь зубами перегрызет горло Рувинского.

А, может быть, такая смерть даже лучше будущей жизни? В камере ему не дает житья бандюган беспредельщик, с переводом в Матросскую тишину ничего не изменится. Все те же побои и, в конечном итоге, мученическая страшная смерть, которую тюремного начальство спишет на личные неприязненные отношения, сложившиеся между обвиняемыми, или бытовую ссору. Господи, как не хочется тонуть в этом кровавом дерьме… Рувинский поежился.

– Я на вашей стороне, – Девяткин качнул ногой. – Вопрос встал ребром: или вы или Олейник. Вы лучше меня знаете, что запись приватного разговора в ресторане – не улика для суда. Это всего лишь слова. Информация к размышлению. Не более того.

– Да, предают только свои, – казалось юрист не слушал Девяткина. – Я работал на Олейника столько лет. Служил ему верой и правдой. Как цепной пес. И теперь он прикидывает, что дешевле: моя смерть или моя свобода. Точнее, он все для себя решил. Господи, скорей бы уж…

Рувинский всхлипнул и размазал по щеке мутную слезинку. Расстегнул пуговицу рубашки и помассировал ладонью толстую грудь.

– Шанс на жизнь всегда остается, – бодро ответил Девяткин. – Вы соглашаетесь на сотрудничество со следствием, а лично я сделаю все, чтобы вы дожили до глубокой старости.

– Какое сотрудничество? – голос Рувинского дрогнул. – Менты сшили дело об убитой потаскушке. И мне не в чем каяться. Я еще раз повторяю, что потерпевшую в глаза не видел, ее крови на мне нет…

– Ну, дело об убитой шлюхе мы спустим на тормозах, это в наших силах, – улыбнулся Девяткин. – Свидетели могли обознаться. Если хорошенько подумать, ваши пальцы на банкнотах – косвенная улика. Мало ли какими путями деньги могли попасть к Людмиле Стаценко. Сейчас я занимаюсь делом пропавшего самолета. И, разумеется, взаимоотношениями между вашим боссом и Зубовым. Вы сливаете мне всю информацию, что вам известна, а я отмазываю вас от убийства той шлюхи. Такие пироги. Ну, теперь ваш ход.

– Посадят меня за убийство или нет, выйду я на свободу или не выйду – теперь нет разницы, – ответил Рувинский. – Я реалист и хорошо представляю дальнейшие варианты развития событий. В тюрьме уголовники устроят поножовщину или что еще. И меня со сломанной шеей или вспоротым брюхом отправят в судебный морг. И на воле не лучше. Я недели не проживу. Ничто не сможет убедить Олейника в том, что я не сотрудничал с вами. Мне устроят автомобильную аварию или разбой со смертельным исходом. Это не важно. Итог один: морг и могила. А я хочу жить. Сделайте что-нибудь…

– Я стараюсь, но вариант только один. Вы получаете свободу в том случае, если ваше место на нарах занимает Олейник. Поэтому вы прямо сейчас излагаете в письменном виде все известные вам факты, касательно пропавшего самолета. И начинаете с самого начала. Годится?

– Ваши дальнейшие действия?

– Завтра же вас помещают в одну из городских больниц. Накладывают на здоровую ногу лангетку. Вы лежите в отдельном боксе под охраной оперативников в штатском. Как только Олейник пришлет к вам своих наемных убийц, мышеловка захлопнется. Имея на руках записи разговора и хотя бы одного из киллеров, живого или мертвого, мы сможем выдвинуть против вашего начальника обвинение в организации заказного убийства. А вам для душевного спокойствия мы выдадим документы на другое имя и поселим в Питере. Ну, пока не уляжется пыль. Итак, вы согласны?

– Это самый тупой вопрос, который я когда-либо слышал в жизни.

– Возможно. Но я его уже задал.

Рувинский молча кивнул. Глазами побитой собаки снизу вверх он смотрел на следователя, в этом взгляде светилась ненависть и презрение. Выглядел юрист паршиво, коша желтая, нос заострился, как у мертвяка, под левым глазом расплылся фиолетовый синяк. В таком состоянии он не откажется от самого пустого дохлого предложения, а тут ему предлагают жизнь, здоровье и даже свободу. Наверняка Рувинский думал о том, что дело убитой шлюхи сфабриковано только для того, чтобы вытащить из него показания на босса. Возможно, и шлюхи никакой не было. И денег в кошельке тоже не было. А свидетели – переодетые менты. Но теперь для Рувинского это ничего не меняет. Если он хочет оказаться на воле, а не на секционном столе морга, придется плясать под чужую дудку.

– Давайте бумагу и ручку, – сказал юрист. – И сигареты давайте. Черт бы вас побрал с вашими фокусами.

* * *

Допрос закончился далеко за полночь. Девяткин снял под столом ботинки, и, перечитывая текст, шевелил занемевшими пальцами. Похоже Рувинский написал все, что знал, или почти все. Пробелы в познании занимали предположения, сделанные юристом, весьма дельные и логичные. В итоге выстраивалась стройная версия, в которую вписывались все поступки Олейника и Зубова и мотивы их действий.

Если отбросить всю словесную шелуху и эмоции, выходило, что Олейник давно связан с транзитом наркотиков из России в страны Западной Европы. Восемь лет назад он открыл собственное агентство крупнотоннажных грузовых перевозок «Вектор», поначалу работал с клиентами внутри России, позднее обновил парк грузовых автомобилей и вышел на европейский рынок. Две автобазы – одна в районе Мытищ, другая в пригороде Реутова. От заказчиков отбоя нет, поставки строительных материалов из Европы ежегодно увеличились чуть ли не в разы, контора процветает. Недавно Олейник продал два прибыльных предприятия, освободившись от непрофильных активов, сосредоточился только на грузовых перевозках. Да, он гребет лопатой, но денег никогда не бывает много.