– А как вы, собственно, построили свою версию? На чем она основана?
– Можно сказать, на песке, – вздохнул Журавлев. – Немного фактов и много интуиции. И ещё мой собачий нюх.
– А почему этот истопник Сергей Николаевич должен вести с ними откровенные беседы? Какой у него интерес?
– Материальный. Сугубо материальный. Человек он, мягко говоря, не богатый. Получает какие-то гроши, а с них ещё алименты выдирают. Осипов рад лишней копейке. И, мне кажется, готов нам многое раскрыть. Так сказать, приподнять завесу. Мой помощник подготовил Осипова к нашему приезду. Истопник нас встретит на автобусной остановке.
– Я ещё хотел спросить…
– Все, остальные вопросы позже. Сейчас ешь, пей и набирайся сил.
Журавлев показал пальцем на жареную курицу, от которой осталась лишь половина.
Глава шестнадцатая
– Откройте, милиция.
Максим Субботин прикоснулся рукой к замку, но отдернул руку, отошел от двери. Он бросился к телефону, хотел набрать номер отца, но вспомнил, что того сейчас нет на месте. Так сказал его охранник, этот, как там его черта? А, Седов. Так что же делать?
А в дверь уже барабанили кулаками. Стучите, стучите, мать вашу. Барабаньте, если у вас кулаки из нержавейки, дверь-то стальная, она выдержит.
– Открывайте, милиция.
Даша растеряно стояла в коридоре.
– Что делать, Максим?
– Иди в комнату. Сядь и сиди. Какой-то алкаш ошибся дверью.
Но Даша осталась стоять, где стояла. Максим вернулся к двери, глянул в глазок. В этот момент ему не было страшно. Такую дверь не возьмут даже пули семь шестьдесят два Калашникова. Мужчина в милицейской фуражке выглядел возбужденным, он раскраснелся лицом, стал похож на циркового клоуна.
Как все это глупо, как похоже на бездарную пародию
– Немедленно откройте, милиция.
– Что вам надо?
– Откройте.
Мужик с удвоенной силой застучал в дверь кулаком. Но быстро утомился этим занятием, нажал пальцем на кнопку звонка. Надавил на кнопку снова и снова. Максим схватил за ножку табурет, размахнулся, и разнес пластмассовую коробку звонка в мелкие куски.
Звонок жалобно тренькнул и замолчал. Заискрила проводка, пахнуло горелой резиной.
– Открывай дверь, – орал на лестнице мужик в фуражке. – Открывай, иначе будем ломать.
– Если вы из милиции слушайте сюда, – крикнул Максим. – Со мной так не разговаривают. Мой отец большой человек. Он будет этим не доволен. Ты без погон останешься. А теперь убирайся отсюда и мартышек своих прихвати.
В глазок Максим видел, как из-за спины лже милиционера выскочил какой-то мужик в цивильном костюме и раскрыл пасть:
– Трахали мы твоего папашу во все дыры, – заорал мужик. – А ты сейчас сам зад подставишь. Открывай, сука.
Но вперед снова вышел мужик в милицейской форме.
– Откройте, я ваш участковый. Моя фамилия Хомимичев. На лестнице понятые. Это ваши соседи. Посмотрите в глазок. Это соседи.
– Пошли вы к такой матери, – заорал в ответ Максим. – Я тут даже не прописан. Я живу тут три дня. В глаза не видел никаких вонючих соседей.
– Позвоните в отделение милиции, – крикнул Хомичев. – Узнайте там, я ваш участковый инспектор.
– Сейчас позвоню.
Максим отошел от двери, снял трубку телефона. Гробовое молчание. Ни гудков, ни шорохов, ни тресков. Максим посмотрел на жену, в лице Даши не было ни кровинки.
– Это не милиция, – сказал он. – Они обрезали телефон.
Он снова приблизился к двери, припал к глазку.
– Мудаков тут нет, – крикнул он. – Если вы пришли с обыском или арестом, покажите ордер.
На площадке возникло замешательство. Молчание, немая сцена. Ни ударов в дверь, ни звуков голосов. Хомичев обернулся к тому мужику, что в штатском, спросил его о чем-то. Тот покачал головой, ответил неразборчиво.
Хомичев крутил красной в цвет околышка на фуражки физиономией. Придумывал складный ответ и, наконец, придумал:
– Открой дверь, ордер при нас.
Последние робкие сомнения Максима рассеялись. У этих сволочей даже бумажки липовой нет. Устроили маскарад.
– Ну, суки, где ваш ордер? Сейчас приедут ребята моего отца и постреляют вас всех на этой сраной лестнице. Винегрет из вас накрошат. Слышь ты, в фуражке. Ты не бойся, тебя не убьют. Тебя просто кастрируют.
Максим рассмеялся собственной шутке.
– Откройте дверь, ордер мы предъявим.
– Засунь себе палец в жопу и пососи, – заорал Максим. – Если ты надел на свою дурную репу милицейский картуз, это не значит, что ты стал участковым. Еще посрешь кровью перед тем, как сдохнешь.
Из– за спины Хомичева снова появился мужик в штатском костюмчике. И, видно сразу, нервный, тоже рожа красная. Он повернул голову к людям, которые прятались у стены.
– Все, этот говнюк мне уже надоел, – сказал штатский. – Ломайте дверь.
– Только дотроньтесь до двери, – крикнул Максим. – Без яиц останетесь. Сейчас, сейчас…
Он оттолкнул плечом жену, через коридор побежал в дальнюю комнату. Споткнулся о какой-то сверток, лежавший на дороге, больно ударился ногой о коробку, но не упал, взмахнув руками, сохранил равновесие. Остановившись в углу комнаты, перед высокой горой сложенных во время переезда чемоданов, он спихнул верхний чемодан, наклонился.
Кряхтя, вытащил из-под завала помповое ружье в кожаном чехле, месяц назад подаренное отцом.
Он сел на пол, положил ружье перед собой. Расстегнув длинную «молнию», вытащил новенький охотничий «Браунинг», имеющий двойную штангу и замкнутую ствольную коробку только с одним вырезом внизу, и для заряжания и для выброса стреляных гильз.
Максим расстегнул внутреннее отделение чехла, выложил на пол три коробки с патронам. Разорвав первую попавшую под руку коробку, он глянул на маркировку патронов. Прекрасно, дробь четыре нуля, крупная. Почти картечь. Как раз для двуногих зверей. Максим один за другим засунул в окно подавателя пять патронов, вскочил и с ружьем в руках бросился к входной двери.
В коридоре он снова наскочил на плачущую Дашу. Она повисла на его свободной левой руке.
– Максим, не надо, – она давилась слезами. – Послушай, не надо… Послушай меня…
Максим резко дернул плечом, стряхнул жену со своей руки. Но Даша не отступила ни на шаг.
– Отстань.
Но жена сумела забежать вперед, бросилась ему на грудь. Во входную дверь дубасили ногами. Но вот удары прекратились. Видимо, нападавшие на лестничной площадке уже открыли электрощит, напрямую присоединили к нему металлорежущую пилу. Коридор заполнил тонкий визг пилы, звук разрезаемого металла.