Братство выживших - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Троицкий cтр.№ 51

Кажется, в эту последнюю секунду он услышал, как в гранате с выдернутой чекой загорелся огнепроводный шнур; зашипев, вспыхнули окись свинца и пентолит. Все, конец. Раненый водитель попробовал оттолкнуть от себя гранату, дотянуться до нее…

Взрыв потряс дом до основания. Высадило рамы из окон, крыльцо разлетелось в щепки, из фундамента вывернуло кирпичи, и дом осел на одну сторону. Сорвавшаяся с петель дверь влетела в сени, словно реактивный самолет. Лопатин, оказавшийся на ее пути, едва успел закрыть голову руками. Но удар был настолько сильный, что он отлетел в дальний угол, в полете спиной снес вешалку, повалил рукомойник и помойное ведро. Ломаные деревяшки засыпали его по пояс.

На ночь Казакевич принял лошадиную дозу снотворного и, чтобы мгновенно отключиться, запил это дело коньяком. Однако утром проснулся чуть свет, поднялся, чувствуя слабость во всем теле, заперся в ванной. Встав перед зеркалом, стал рассматривать свое отражение. Господи, на кого он похож… Краше в гроб кладут.

Пройдя в кухню, заставил себя сжевать бутерброд и запить его еще не остывшим чаем, которые оставила жена, уходя на работу. Затем прошел в кабинет и лег на диван.

Он закрыл глаза и спрятал голову под подушку. Но картины вчерашней ночи, словно кинокадры, проплывали перед глазами. Картины яркие и выпуклые.

Вот он стоит во дворе, отвернувшись в сторону, ждет, когда Клычков закончит разбираться с Тимониной. Но что-то пошло не по сценарию, что-то сорвалось. Возможно, Тимонина увидела занесенный над головой обрезок водопроводной трубы и успела увернуться. До Казакевича донесся истошный женский крик, звон разбитой посуды. Ирина Павловна выскочила из дома, следом за ней кинулся Клычков с обрезком трубы…

Пара секунд – и женщина исчезла бы в темноте ночи. Ищи ее потом. Но Ирина Павловна, отбежав два десятка метров от сторожки, споткнулась и упала на землю. Лежа на боку, она сбросила туфли, чтобы вскочить и дальше бежать босиком, но Клычков уже подоспел. Обрезок трубы описал в воздухе полукруг. Тимонина откатилась в сторону.

Тут Казакевич, вышедший из столбняка, бросился на нее. Ирина Павловна вцепилась острыми когтями в его грудь, разорвала рубашку в лоскуты. Казакевич, оказавшись сверху, изо всех сил вывернул руку женщины, но Тимонина даже не вскрикнула от боли.

Вся эта дикость происходила в полной тишине. Только Клычков, старый козел, тяжело сопел, бегая вокруг сцепившихся на земле людей и выбирая позицию, чтобы не промахнуться, половчее двинуть женщину железякой по голове. Тимонина оказалась настолько сильной, что смогла освободиться из медвежьих объятий Казакевича и, коротко размахнувшись, несколько раз больно ударила его кулаком в лицо, выскользнула из-под него, вскочила на ноги и метнулась в темноту. Но тут Степаныч ударил – и на этот раз не промахнулся.

Лежа на земле носом вниз, Казакевич услышал хруст сломанной кости, словно сухая ветка на яблоне обломилась. Он сел, рукавом вытер кровь с лица. Тимонина ползла, приволакивая за собой сломанную ногу, а стоявший над ней Степаныч методично наносил удары железной палкой. По спине, по бокам, по рукам. Один, другой, третий… Тимонина распласталась, замерла на земле. Степаныч размахнулся…

Через пару минут все было кончено. Трясущимися руками Казакевич вытащил из кармана пачку сигарет, насилу прикурил от вибрирующего огонька зажигалки и встал с земли.

– Что же ты, Степаныч. – Он не находил нужных слов, чтобы выразить свои эмоции, свое недовольство, свое возмущение неуклюжими действиями Клычкова. – Что же ты наделал, мать твою в душу? Ты ведь чуть ее не упустил…

Клычков хотел ответить, что «чуть» не считается, но неожиданно для самого себя сделал горькое признание.

– Стар я стал, – развел руками сторож. – Глаз уже не тот, и рука не та. А она молодая, здоровая, ловкая…

Степаныч исчез в темноте и вернулся с двумя лопатами, заступом и большим электрическим фонарем.

– Вон там, за домом, для могилы место хорошее, – показал он пальцем куда-то в темноту. – Никто туда сроду не ходил.

– А свинья могилу не разроет? – спросил Казакевич.

– Болеет моя Белянка, – жалобно шмыгнул носом сторож. – Не встает. От корыта не отходит.

Минут сорок они на пару ковыряли лопатами и заступом теплую сухую землю. Степаныч обливался потом, работал не разгибаясь, как заводной. Казакевич тоже торопился, хотелось, чтобы это мучение скорее закончилось. Наконец могила, не слишком глубокая и не слишком мелкая, была готова. Степаныч один приволок труп, сбросил тело в яму.

– Может, соляркой ее полить и сжечь к чертовой матери? Чтобы все чин-чинарем…

– Полей соляркой свою плешь и подожги, – огрызнулся Казакевич. – Авось, поумнеешь, старый придурок.

Наскоро забросали могилу землей, холмик утоптали. Казакевич, испытывая немоту в ногах, встал перед металлической бочкой, в которой отстаивалась вода для полива огорода, и, зачерпывая воду пригоршнями, долго споласкивал лицо и грудь. Затем натянул на себя стираную рубашку Степаныча, отслюнявил деньги и протянул сторожу.

– Избавься от моих шмоток, – велел он. – В печке сожги. И следы крови на земле остались. Песком, что ли, их засыпь…

– Будет сделано.

…Казакевич сбросил с головы подушку, сел на диване. Дотянулся рукой до трубки мобильного телефона, набрал номер Валиева. Никто не отвечает, слышны лишь бесконечные длинные гудки. Как бы там ни было, теперь, когда Тимониной не стало, он готов встретить большие неприятности. Степаныч будет сторожить труп Ирины Павловны, как цепной пес. К могиле близко никто не подойдет.

В то время, когда во дворе трещали выстрелы и бухали взрывы гранат, Девяткин отлеживался в своем укрытии за собачьей будкой. С этой позиции он видел все или почти все, что происходило вокруг. После разрыва второй гранаты собачью будку взрывной волной отбросило к задней части забора и размолотило о бетонный столб. Девяткина оглушило, засыпало землей и щепками.

Валиев поменял пистолетную обойму, медленно поднялся с земли. Он сделал робкий шаг вперед, к дому, но сморщился, испытав острую боль в правом колене. Крови не было – видимо, зашиб ногу, когда, потеряв голову от страха, полз к забору.

Со стороны Валиев выглядел, как выходец с того света. Мокрое от пота лицо сделалось грязно-серым, к нему прилепились песчинки, мелкие комочки земли. Пиджак лопнул по шву на спине, вместо правого рукава болталась матерчатая бахрома. Штанины продраны на коленях. Ничего, главное – он жив, он победил, утешил себя бригадир. Остается малость – прихлопнуть Тимонина, который сейчас, дрожа от страха, прячется в доме. А потом, совсем скоро, можно охлаждать шампанское.

Приволакивая больную ногу, Валиев доплелся до дома, заглянув в дверной проем, задрал ногу, ухватившись рукой за косяк, залез в сени. В дальнем углу, заваленный обломками двери и бумажным мусором, сидел контуженый Лопатин. Правой здоровой рукой он старался залезть в левый карман штанов, чтобы вытащить револьвер. Ухватив рукоятку двумя пальцами, он тянул ее что есть силы, но револьвер никак не хотел вылезать из кармана – видимо, зацепился курком за складки ткани. Валиев подошел к Лопатину на расстояние двух шагов.