Сотник встал возле двери, наблюдая за Вадимом. Вот он, превозмогая боль в ребрах, зашагал немного быстрее. Еще быстрее. Миновал один дом, второй… И тут перешел на мелкую рысь. На бегу хотел сбросить с головы кепку, козырек которой закрывал лицо, но руки дрожали, и кепка не хотела слезать с головы.
– Это я! – хрипло крикнул Вадим Сергеевич. – Не стреляйте! Это…
Один за другим ударили два выстрела. Первая пуля сбила кепку, вторая – попала в грудь. Вадим Сергеевич остановился, будто хотел подобрать упавшую кепку, медленно опустился на колени и, выбросив вперед руки, упал лицом в единственную на всю деревню лужу, которая не успела высохнуть после вчерашнего дождя.
– Уходите через задний двор, – приказал Сотник Палычу. – Здесь нельзя оставаться.
До места, где отсиживался подстреленный водитель Власов, оперативники из Москвы добрались к пяти вечера. Легковую машину и микроавтобус оставили за квартал до цели. Напрямик, через дворы, дошагали до улицы Озерной. Еще издали открылся вид на старый дом под несчастливым тринадцатым номером. Деревянный, в два этажа, он стоял в самом конце улицы, на отшибе от других зданий, таких же ветхих.
Известно, что на первом этаже живут три семьи. Алкоголиков и наркоманов в доме нет, малолетних детей тоже. Второй этаж Власов и его подруга делят с еще одной семьей. В доме три пустующие квартиры, две на втором этаже и одна на первом. Их бывшие обитатели переехали в новый дом. Сейчас жильцы на работе, на месте только два старика из угловой квартиры.
Участковый, переодевшись в штатский костюм, уже слетал на Озерную улицу. Сначала зашел в пивнушку, что через дорогу от дома, переговорил с продавщицей, которая сегодня видела Власова. Затем позвонил в дверь дома, постучал в окна первого этажа. Никто не открыл, только в крайней угловой комнате занавеску отдернула пожилая женщина, распахнула форточку и спросила, чего нужно. Участковый представился работником службы газа, но бабка дверь не открыла.
В автобусе Девяткин подробно изложил задачи операции, кажется, все растолковал, но странное волнение тянуло душу, словно самые главные слова остались не сказанными.
Три опера пошли в питейное заведение «Восток», что через дорогу от дома. Через пыльную витрину они, оставаясь невидимыми, могли наблюдать за фасадом здания. Вторая группа из трех оперов расположилась в густом кустарнике с задней части дома. Девяткин с Лебедевым и молодым лейтенантом Поляковым, который тащил кувалду в брезентовой сумке, миновали вытоптанный сквер с поломанными скамейками. На подходе к дому из кустов вынырнул невысокий востроносый мужчина в сером плаще.
– Капитан Василий Буштак, – отрапортовал он, по каким-то неведомым приметам угадав в Девяткине начальника. – Жду дальнейших…
– Майор Девяткин. Раз уж ты тут, Вася, пойдешь с нами. Оружие при себе?
– Так точно.
– Держи наготове. Может понадобиться.
Поднявшись на крыльцо, Девяткин долго давил пальцем кнопку звонка, потом постучал в дверь ногой. Послышались неторопливые стариковские шаги, человек остановился с другой стороны, выглянул на улицу через глазок. Увидел физиономию Девяткина – красные глаза, щека, заклеенная пластырем, за спиной топчутся еще три здоровых мужика в штатском.
– По какому делу? – высоким дрожащим голосом спросил старик.
– Комиссия из области. Проверка счетчиков электроэнергии, – ответил Девяткин. – Я председатель комиссии.
– Кажется, ты уже сегодня приходил.
Девяткин подумал, что старик имеет в виду участкового, и ничего не ответил. Упала цепочка, повернулся ключ в замке. Старик потянул дверь на себя, увидел внушительную фигуру лейтенанта Лебедева и инстинктивно отступил на шаг, наблюдая, как в дом входят четверо мужчин.
– Тихо, гражданин, – прошептал Девяткин, – мы из полиции. Квартирант со второго этажа на месте?
– Какой квартирант? Кирилл, что ли? Так он еще днем приехал. И вроде как не выходил.
– Тише, ты. Живо в свою комнату. И не высовывайся.
Бывший офицер ФСБ Кирилл Власов, дремавший на кровати, проснулся от каких-то неясных звуков. Переход от сна к бодрствованию занял лишь мгновение. Власов вытащил из-под подушки пистолет и сел на кровати. Потрогал повязку, вроде все в порядке. Встал, подкрался к двери и вслушался в звуки, доносившиеся с первого этажа. Стариковского разговора больше не слышно, чужих голосов тоже. Только, кажется, деревянная ступенька на лестнице тонко скрипнула. Или это мыши возятся между деревянными перегородками стен? Он прижался щекой к дверному косяку. Только сейчас Кирилл вспомнил, что в бумажнике лежит половинка тетрадного листка, исписанная рукой Лихно.
– Черт подери, – губы Власова беззвучно шевельнулись. – Вот дерьмо…
На бумажке адрес женщины, ее имя и еще приблизительный график рабочего дня. Лихно, уезжая, попросил об услуге. Эта бабенка что-то знает, чего ей знать не нужно. Вопрос лучше решить, инсценировав несчастный случай или нападение грабителей в темное время суток. Место, где живет та баба, тихое, когда она возвращается с работы, уже темно. Лихно сказал, что лучше всего дождаться ее на подходе к дому. Проломить голову, забрать кошелек. Якобы грабители напали.
Дело пустяковое, похожие поручения Власову уже доводилось выполнять. Но всегда он соблюдал железное правило – сначала наизусть учил все данные о своей «мишени», затем проводил разведку местности. Сейчас из-за этой проклятой царапины на ноге он обо всем забыл. Листок, сложенный вчетверо, содержал не только информацию о жертве. С другой стороны бумажки был нарисован план дома, где живет эта Маргарита.
Кровь из носа, бумага не должна попасть в руки ментов. Он схватил бумажник с зеркального шкафчика, вытащил листок бумаги. Не зная, что с ним делать, сунул в карман штанов.
Глава двадцать третья
Сотник глядел на пустую улицу, уходящую вниз. Не видно ни людей, ни крыс. Поселок словно вымер. Дом, что стоит напротив, накренился на левую сторону и готов развалиться, если рядом кто-то громко чихнет. От крыши, сделанной из листов ржавого железа, почти ничего не осталось. Соседний дом выглядит не лучше. Крыши там и вовсе не было, а стены потрескались.
От этой картины зевота сводила скулы. Но ожившая рация не дала заснуть.
– «Орел-один», вызываю «Орла-два», – голос Лихно, сухой и бесстрастный, на этот раз казался взволнованным. – Отвечайте, «Орел-два». Прием.
Где-то далеко на западе, за неровной линией горизонта, догорал закат. С гор налетал теплый ветер, принося с собой красноватую пыль, которая лезла в нос и горло. Сумерки сделались гуще, теперь трудно разглядеть тело, лежащее у второго от поворота дома. Вадим Сергеевич, уткнувшись носом в лужу, раскинул руки, будто готовился заключить в страстные объятия любимую женщину.
Там, внизу, Лихно приник к окулярам бинокля, он старается, но не может понять, что за человек лежит посередине улицы. И проверить не решаются, боятся нарваться на пулю.