Бумер. Книга 2. Лобовое столкновение - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Троицкий cтр.№ 18

— Дерьмо твой джип, — ответил Ольшанский. — Дерьмо на лопате. На нем только в село за картошкой кататься. Ма-фы-на… Блин тебе в рот.

Ольшанский нервно засмеялся, его всегда веселила шепелявость водителя, открывающая неисчерпаемый колодец издевок и острот. Генка Чудов получил прозвище Штанина еще на заре туманной юности, когда сдуру полгода отпахал на каком-то номерном заводе фрезеровщиком третьего разряда. Станину своего фрезерного станка он называл «штаниной», так к нему и прилепилась эта кликуха. Чудов не раз пытался исправить дефекты речи, очень комплексовал по этому поводу, особенно в обществе женщин, он даже наблюдался у известного профессора, который брался лечить безнадежных пациентов. Но в случае со Штаниной медицина оказалась бессильной.

Джип еще четверть часа плелся по раскисшей дороге, объезжая ямы. Ольшанский разбудил Володю и Кешу.

— На том свете отоспитесь, — сказал он. — Подъезжаем.

С самого раннего утра на душе у Евдокима Вяткина по кличке Вятка было неспокойно. И откуда взялась в сердце эта заноза, он понять не мог. Поднявшись с железной койки, к изголовью которой в морозные ночи примерзали волосы, Вятка залез в ватник. Вышел на веранду; сполоснул морду студеной водой из железного рукомойника, глянул на часы с потертым ремешком. Половина шестого утра.

Топить дом сейчас, попусту расходуя дрова, не имело смысла. И так дров в поленнице осталось едва на неделю. В семь часов они вместе с местным мужиком Аркадием Васильевичем Огладиным должны выйти на лодке, пройти по реке на моторе километров пять, а то и все семь и на рыбном месте, о котором тут не всякий знает, раскинуть сеть. Улов ожидается не самый хилый, но для Огладина рыбалка — скорее спорт, чем добыча рыбешки. Если протопить дом сейчас, то к возвращению, а вернутся они неизвестно когда, самое раннее — уже затемно, дом успеет выстудиться.

Когда на крыльце затопали тяжелые сапоги, Вяткин зажег верхний свет и растворил дверь, пропуская раннего гостя на веранду. Огладин поставил в углу здоровенную сумку с навесным мотором на двадцать лошадей.

— Ты так и пойдешь? — спросил Огладин. — Нацепил бы на голову какую-нибудь пидорку. Пока топал до тебя, чуть ветром не сдуло.

— Найду что-нибудь.

Вятка снял с гвоздя кепку из букле. Надевать не стал, бросил на стол, наперед зная, что сию минуту они в дорогу не тронутся. Присев к столу и расстегнув куртку, Аркадий Васильевич вытащил из-за пазухи бутылку водки, газетный кулек с сушеной рыбой и три ломтя ржаного хлеба. Вятка занял второй стул, он думал о том, что душевное беспокойство, как зубная боль, почему-то не проходит. Но о чем беспокоиться? Дюралевую лодку вчера вытащили на берег, ее река не унесет. Сеть и прочие снасти спрятаны в тайном месте в камышах. Ни одна собака не найдет. Навесной мотор вон он, в углу. Так о чем же тревожиться?

Сковырнув пробку клинком самодельного ножика, Огладин плеснул в стаканы, чокнувшись, вылил в горло водку и, посыпав солью ломоть хлеба, закусил. В такую рань пить Вятке не хотелось, но таков уж рыбацкий ритуал, заведанный Василичем, и вся болтовня о вреде пьянства — пшик. Огладин, не теряя попусту времени, живо накатил в стаканы и предложил выпить за добрый улов.

— Да, жизнь у тебя тут несладкая, — выпив, Огладин сосредоточено чистил пересохшую рыбку. — Наверное, совсем худо без бабы?

— Не очень весело, — легко согласился Вятка.

— Ты присмотрись к моей учетчице Вальке Гореловой. Мужа похоронила в прошлом году. И с тех пор к себе никого не допускала.

— Горелова не пойдет, — помотал головой Вятка. — Слишком знойная женщина. Мечта поэта. Не в моем вкусе.

— Чего-чего? — не понял Василич. Он вытер пальцами отвислые усы с проседью, стряхнул чешую с подбородка и долго смотрел на собеседника бесцветными водянистыми глазами. — Какая еще знойная? В каком смысле? Блядь, что ли?

— Если по-русски говорить, толстая твоя Горелова, как корова.

— А тебе нужны потаскушки, которые по телевизору худыми задницами крутят? Господи, твоя воля…

Огладин бросил на стол пачку папирос и закурил. Разговоры о бабах он часто начинал после второй порции водки. И всегда советовал внимательнее присмотреться к какой-нибудь из сельских баб. Вот сейчас ему вспомнилась молодая учетчица Горелова, муж которой по пьяной лавочке погиб на охоте. После третьей заводил речь о пользе пьянства. А это и вовсе неисчерпаемая тема.

По сельским понятиям Аркадий Васильевич — аристократия. Своя лесопилка, три наемных работника, не считая собственной жены и старшего сына. Василич испытал в жизни все: и суму, и тюрьму. Но выбился в люди только на пятом десятке. С доходов от лесопилки приобрел подержанные «Жигули», алюминиевую лодку, навесной мотор, завел сберегательную книжку и кое-что отложил на старость. Теперь мечтает повесить в большую комнату хрустальную люстру, которую видел в одном московском магазине.

Огладин взял бутылку, готовый разлить остатки сорокаградусной, но Вятка прикрыл ладонью свой стакан.

— Мне хватит, — сказал он. — Не могу.

— Евдоким, не дури, — возмутился Огладин. — Это ведь не пьянство. Это лекарство. Час пройдем на моторе, и тебя так просквозит, что «скорую» из района придется вызывать.

— Не пугай. Я не такие холода видел.

— В натуре говорю: живого обратно не привезу. Скрутит в баранку. Думаешь, мне самому пить хочется? Да меня просто тошнит от водки. Воротит. Век бы ее, заразу, не видел. Но раз такое дело, раз большая рыбалка, да еще на моторе столько идти… Приходится через себя переступать.

— Не буду, — упорствовал Вятка, закрывая ладонью стакан. — Тут поживешь полгода, в такой компании, на хрен с катушек сопьешься. Идти уже пора, за окном совсем светло. А мы все сидим, ждем неизвестно чего. Хочешь, чтобы все случилось, как в прошлый раз?

— Никуда рыба не уйдет. Вся наша будет.

Куртка с брезентовым верхом и меховой подстежкой распахнулась на груди Василича. Вятка заметил, что из левого внутреннего кармана выглядывает горлышко второй бутылки. Вот это и называется — рыбалка. Если так дальше пойдет, Огладина к реке на двухколесной тачке придется везти, совсем ноги откажут. Такое уже случалось, не далее как неделю назад.

— Обижаешь, Евдоким, — Огладин свел кустистые брови на переносице. — Не будешь пить, так я пойду. У меня на лесопилке дел вот так, — он провел ребром ладони по горлу. — Хотел с тобой на рыбалку… А ты… Совсем меня…

Вместо ответа Вятка перевернул стакан вверх донышком. Огладин наполнил свой стакан, высосал водку мелкими глотками, поднялся из-за стола, давая понять, что на этот раз крепко обиделся, и вышел, громко хлопнув дверью.

Ольшанский все больше нервничал и наливался злобой, однако дороге не было конца. Проехали несколько кособоких, вросших в землю домов, видимо, давно брошенных. Окна заколочены досками, заборы покосились, на огородах высохшая трава покрыта потемневшим снегом, будто солью посыпана. И снова потянулось заросшее сорным подлеском поле.