Все молчали.
– Тогда я ничего не понимаю, – резюмировала Баринова. – Чушь какая-то. Привязались к бедным скромным пограничникам. Ни за что ни про что.
Бобриков вздохнул и снова налил всем коньяка. Роману хмуро сказал:
– Загляни в холодильник, там еще лимонад есть.
Парень шмыгнул носом. Встал и двинулся на кухню, в дверях остановился и спросил:
– Вы меня не прогоните?
– Я тебя выпорю, – пообещал Бобриков. – Лично. Мозолистой пролетарской рукой. Если еще раз случится что-то подобное. Все, проехали, закрыли тему… Купца того потом найдешь и отдашь десятку. Не знаю, как. Хоть в карман подбросишь, раз такой ловкий… Ну, что делать будем, коллеги?
– А у нас выбор небольшой, – сказала Баринова. – Не ходить в Центрум мы не можем. Это наша жизнь. Прятаться – глупо и бесполезно. Так что надо ехать в штаб, добровольно, и выяснять, в чем наша вина. Ну и оправдываться, когда выясним.
– Это если есть вина, – мудро заметил Ашот. – А если нет? Знаешь, так бывает…
– Так не бывает, – твердо сказала Баринова. – Всегда и за всеми есть какая-то вина. Ты уж мне поверь, я жизнь знаю хорошо и с разных сторон. Что-то где-то когда-то мы сделали неправильно. И, похоже, все мы – иначе с чего всю заставу потребовали для допроса? Надо поехать. Самим, добровольно. Раз у нас есть неделя, спасибо господину советнику, мы как раз успеем добраться до штаба. Явимся сами, сразу к нам будет другое отношение. Выясним, что и как. Еще и извинятся.
Ашот заерзал на стуле. Ему явно не нравилось предложение.
– А может, там у кого-то крыша поехала? – спросил он. – Завелся в штабе параноик вроде Сталина, начал зачищать всех налево и направо…
– Сталина не трогай, – холодно сказала Баринова. – Это только в бреднях наших журналистов он без причины народ расстреливал.
– У меня прадедушка в лагере сидел! – возмутился Ашот.
– Значит, виноват был, – спокойно сказала Баринова. – Дашнакам сочувствовал.
– Он директор швейной фабрики был! – возмутился Ашот.
– Значит, воровал, – пожала плечами Баринова.
Ашот вскочил и что-то темпераментно произнес… наверное, по-армянски.
Баринова надменно посмотрела на него и сказала что-то на незнакомом мне языке.
Ашот побагровел.
Я глянул на Галю – та отвернулась и явно старалась не вслушиваться. Воздух перед ней начал мутнеть, будто откуда-то подтекали струйки дыма…
– А ну молчать! – рявкнул Бобриков. – С ума посходили! Сталин, дедушка, армянские басмачи… Вы в каком веке живете?
Наступила неловкая тишина.
– Ты извини, Скрипач… – Баринова вздохнула. – Ну ведьма я по натуре, куда деться. Извини.
– Ты тоже извини, – пробормотал Ашот. – Да, прадедушка вагон ситца украл, мне бабушка рассказывала, но зачем же сразу сажать… Ай, ну их всех!
Из кухни осторожно появился Роман с бутылкой лимонада в руках. Спросил:
– Кончили ругаться?
– Да, – сказала Баринова. – Извини, я виновата.
Рома молча кивнул и уселся на свое место.
– Ну так что? – спросил Бобриков. – Отправляемся в Центрум? Все свободны, все могут? Я – могу.
– Я всегда могу, – усмехнулся Роман.
– Только позвоню сейчас сестре, – сказала Баринова. – И готова.
Она достала мобильник и вышла в коридор.
Ашот вздохнул, почесал затылок:
– Вечером, ладно? Дела!
– Я готова, – сообщила Галя.
Хмель поднял руку и покачал головой. Потом показал на часы – и растопырил пять пальцев.
– Хорошо, тебя ждем вечером, – кивнул Бобриков. – Встречаемся на заставе.
Я подумал секунду. Надо бы заплатить за квартиру, подсыпать рыбкам корма, позвонить родителям…
– Тоже вечером приду, – решил я.
– Тянуть не будем, – решил Бобриков. – Кто откроет портал на троих? Мне тяжеловато.
– Я открою, – сказала Галя. Потерла щеки ладонями, нахмурилась. – Ашот… давай ты!
– Чего давай? – спросил Ашот. – Дура малолетняя, стерва бешеная. Давать – твоя обязанность, поняла, давалка?
С легким хлопком перед Галей возникло окошко портала. Он у нее не очень большой, зато стабильный – легко держится полминуты.
– Спасибо, Ашот, – сказала Галя. – У тебя талант. Ты, кажется, еще ни разу не повторился.
Первым в портал юркнул Роман, за ним шагнул Бобриков – на секунду обернувшийся ко мне и попросивший:
– Ударник, свет выключи, плиту проверь, дверь захлопни. Хорошо?
– И коньяк допей, – фыркнула вернувшаяся Баринова, перед тем как пригнувшись пройти в портал.
– Пока, мальчики, – сказала Галя и шагнула следом.
Портал, как и полагается, исчез после прохода проводника.
Хмель церемонно кивнул головой, потом пожал нам с Ашотом руки и направился в прихожую. Хлопнула дверь.
Мы остались в квартире нашего командира вдвоем.
– Какая девушка, – сказал Ашот печально. – Ах, какая девушка… почему я ей не нравлюсь?
– Ей никто не нравится, – ответил я. – К сожалению.
Ашот молча налил нам коньяка, вздохнул:
– Я к ней и так, и эдак… А все что слышу – «ругаешься хорошо». Да разве это хитрое дело – выругаться? Ну скажи, Ударник?
– У меня не всегда получается, Скрипач, – признался я.
Мы выпили. Ашот поставил бокал и шепотом произнес:
– А коньяк… так себе. Не очень настоящий. Я вообще больше тутовую водку люблю, знаешь, какую у нас в Армении делают? Замечательная водка! Как лекарство!
Я встал и сгреб бокалы.
– Давай приберемся, Скрипач. Надо дела сделать и к нашим отправляться.
Глава 5
– Может, ты душ в руке держал? – спросил Старик.
– Нет, у меня кабинка, там сверху льется, – уныло ответил я.
Старик вздохнул.
– Давай еще попробуем.
Я покорно встал к стене. Старик, стоя на табуретке, начал поливать меня из садовой лейки. Что поделать, нормального душа на заставе не было.
– Не холодно? – спросил он.
– Нет, я такой водой и моюсь, люблю холодную… – ответил я, ежась. – Но спасибо за беспокойство.
– Это не беспокойство, Ударник! Это попытка повторить условия, при которых ты открыл проход!
Старик был в одних сатиновых семейных трусах. Я – вообще голый. Голый, мокрый и замерзший.
– Потом я вышел, – сказал я, делая шаг. – Взял полотенце, вытерся… вот так…