Сонька. Конец легенды - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Мережко cтр.№ 65

— Не убивайте, мадемуазель… Пожалейте. У меня трое детей.

— Деньги и изделия в сумку! Быстро!

Хозяин выгреб из ящичков кассы всю выручку, сунул ее в приоткрытую сумку Таббы, затем точно так же поступил с выбранными ею украшениями.

В салоне стоял легкий дым от выстрелов.

Бессмертная спиной стала отступать к двери. В какой-то момент она вдруг увидела, что Шмулькин метнулся к телефону, и немедленно выстрелила в него несколько раз.

Ювелир рухнул на пол.

Табба захлопнула сумку, окинула быстрым взглядом помещение, остановилась на насмерть перепуганном приказчике, приложила палец к губам.

— Не вздумай орать!

Спокойно вернулась к пролетке, уселась, бросила извозчику:

— На Сенную!

Катенька и извозчик Антон покинули Таврический сад. Девушка держала в руках надувной шарик, парень нес целую вязанку свежих баранок.

— Меня госпожа заругает, — сказала Катенька Антону. — Наверное, с ума сходит.

— Ничего, — утешил ее он. — Мы через пять минут будем на месте!

— Все равно нехорошо. Я первый раз так задерживаюсь.

— Потому как первый раз встретила кавалера!

Извозчик помог девушке сесть в пролетку, забрался на облучок, ударил по лошади.

— Пошла, родимая!.. Застоялась, небось!

…Катенька с шариком и с баранками поднялась на свой этаж, нажала кнопку звонка.

Дверь открыла Табба — спокойная и тяжелая.

— Где болталась?

— Это вам, — протянула прислуга ей шарик.

— Что это?

— Шарик. Мне подарили.

— Кто? Граф?

— Нет, графа я не видела.

— А конверт?

— Передала.

— Кому?

— Графу.

— Какому графу?

— Петру Георгиевичу.

— Минуточку, — Табба недоуменно смотрела на служанку. — А шарик и прочую дребедень, — кивнула на баранки, — тоже Петр Георгиевич подарил?

— Нет, это подарил Антон.

— Какой такой Антон?

— Мой знакомый.

— А конверт?

— Сказала же, Константина дома не было и я передала через брата.

Глаза бывшей примы наливались гневом.

— А я тебе как велела?

— Велели по-другому.

— И ты передала через Петра?

— Да. Он буквально вынудил меня.

И тут Табба ударила ее — сильно, по лицу, со всего размаха.

Катенька от удара и неожиданности упала на пол, но Бессмертная не остановилась, принялась избивать ее ногами.

— Сука… Тварь… Паскуда! Ты понимаешь, что наделала? Нет, ты понимаешь?

Девушка плакала, скулила, закрывала лицо и все просила:

— Госпожа, не надо. Больно… Простите меня.

Табба, остервенев окончательно, продолжала избивать.

…На следующий день, когда бывшая прима еще спала, в спальню вошла Катенька, одетая не по-домашнему, в суконное платье, с котомкой в руке. Лицо ее было синим от вчерашних ударов.

— Чего тебе? — недовольно и болезненно спросила бывшая прима. — Подай воды.

Девушка послушно пошла на кухню, из-под крана набрала в чашку воды, вернулась к хозяйке.

Та выпила, несколько удивленно спросила:

— Куда собралась?

— Я ухожу.

— Куда?

— Вообще ухожу. Я не буду больше у вас.

— С ума сошла?

— Нет, просто устала. Больше не хочу.

Артистка села, недовольно бросила:

— Обиделась, что ли?

— Нет. Наверное, заслужила.

— Хватит дурку гнать! — отмахнулась Табба. — Раздевайся и готовь мне кофий.

— Нет, госпожа. Пусть вам кофий готовит кто-то другой.

Катенька развернулась и покинула спальню.

— Эй, стой! — крикнула Бессмертная. Сползла с постели, догнала Катеньку у самой двери, схватила за рукав. — Не смей никуда уходить! Я запрещаю!

— Не остановите, все одно уйду, — Катенька отцепила руку хозяйки от одежды. — Я, госпожа, решила, — и низко поклонилась. — Храни вас Господь.

Дверь закрылась, Табба какое-то время стояла в ошеломлении, смотрела перед собой, затем вдруг сжала кулаки, закричала:

— Ну и пошла!.. Пошла, сказала! Плевать! Будьте вы все прокляты! Ненавижу!.. Ненавижу! — Опустилась и стала плакать — громко, неутешно, царапая ногтями грязный неухоженный пол.

Удобство каюты в носовой части парохода было очевидным — из нее имелся узкий выход на крохотную смотровую площадку, на которой можно было подышать свежим ветром. Ну и кроме того, она была по размеру больше прежней, хотя действительно завалена всяким хламом и отжившими свой срок механизмами.

Над морем простиралась плотная южная ночь, пересыпанная яркими звездами. Было довольно тепло, пароход шел быстро и ровно, словно вторгаясь во что-то бесконечное, черное и пугающее.

Михелина в каюте спала. Сонька и Михель сидели рядом на носовой площадке, разговаривали вроде спокойно, но с каким-то отчуждением и напряжением.

— Я вот думаю, — произнес Михель, — сойдем на берег и как будем жить?

— Дай бог до него добраться, — неприязненно ответила Сонька.

— Доберемся. И что?

— Не знаю. И не хочу загадывать.

— Опять воровать? Искать, где зашибить копейку?

— Тогда нужно было не драпать, а оставаться на Сахалине!

— А там чего?

— Жить.

— Как?

Воровка зло посмотрела на мужа.

— Тебе больше не о чем лопотать?

— Не о чем.

— Не о чем — молчи!

Михель помолчал, качнул головой.

— Злая ты стала, чужая.

— Зато ты добрый и свой! — огрызнулась Сонька.

— Соня, — он попытался обнять ее, — ты правда злая. Неужели все ушло?

Она резко развернулась к нему.

— Ушло! Разлетелось, растрепалось по тем вагонам, где шмонали пьяных и трезвых! По гостиницам, где швыряли деньги и чистили всех подряд! По каторгам, после которых ничего не осталось — только злость, ненависть и страх! Думаешь, всего этого мало, чтоб теперь не сойти с ума или не сунуть башку в петлю?!

Михель помрачнел.

— Считаешь, я в этом виноват?