Кидалы - читать онлайн книгу. Автор: Джим Томпсон cтр.№ 21

Рой засмеялся:

– Таких свиней я бы лично непременно стал выращивать. Может, хочешь и мою порцию?

– Нет, это вам! Больше в меня не влезет.

– Да влезет, – сказал он, спуская ноги с кровати. – Может, зайдешь в спальню, когда доешь?

– Я зайду прямо сейчас. Хотите, чтобы я вас растерла?

– Нет, нет, – быстро ответил он. – В этом нет необходимости. Доешь сначала мороженое.

Он пересек гостиную, покрытую мягким ковром, и вошел в спальню. Там он на секунду замешкался. Еще не поздно остановиться. Потом, прежде чем он успел передумать, он стащил с себя халат, пижамный верх и растянулся на кровати.

Через минуту пришла Кэрол. Она начала открывать бутылку со спиртом, которую взяла в ванной, но он жестом подозвал ее к себе.

– Подойди сюда, Кэрол. Я хочу кое-что у тебя узнать.

Она кивнула и села на уголок кровати. Он притянул ее к себе, их лица оказались рядом, и, когда они коснулись друг друга губами, он попытался уложить ее на кровать.

Она напряглась и попыталась высвободиться.

– Нет, Рой, пожалуйста! Я…

– Не бойся. Я хочу у тебя кое-что спросить, Кэрол. Ты мне скажешь правду?

– Ну. – Она вымученно улыбнулась. – Это для вас так важно? Или вы опять смеетесь надо мной?

– Это очень для меня важно, – ответил он. – Кэрол, ты девственница?

Улыбка мгновенно исчезла с ее лица, и некоторое время оно было пустым и лишенным всякого выражения. Потом ее щеки залились румянцем, она опустила глаза и едва заметно покачала головой.

– Нет. Я не девственница.

– Нет? – Он был слегка разочарован.

– Нет. Уже давно нет. – В ее голосе появилась еле заметная дрожь. – Я теперь вам больше не нравлюсь?

– Не нравишься? Конечно, нравишься! Еще сильнее, чем раньше!

– Но… – Она робко улыбнулась, загораясь какой-то недоверчивой радостью. – В самом деле? Вы не смеетесь надо мной из-за такой важной вещи?

– А что в ней такого важного? Ладно, милая, иди сюда!

Счастливо рассмеявшись, она легла рядом и с веселым удивлением обняла его.

– Ну и ну, – сказала она. А потом, не сопротивляясь, пробормотала с радостью в голосе: – Но может, нам подождать, Рой? Я не стану больше нравиться тебе.

– Ты не можешь нравиться мне еще больше. – Он нетерпеливо пытался расстегнуть ее белую форму. – Как ты только снимаешь эту чертову штуковину…

– Но есть еще кое-что, о чем тебе надо знать, Рой. Ты имеешь право. Я не могу иметь детей, Рой. Никогда.

Он замер, но лишь на секунду. У нее была сложная манера выражать свои мысли, выворачивая их задом наперед и неправильно ставя ударения. Что ж, у нее не могло быть детей, и все это к лучшему, но все равно нужно было ее успокоить.

– А кому это важно, – хрипло, со страстью прошептал он. – Это нормально, это очень хорошо, что ты не девственница. Теперь давай не будем больше разговаривать, ради бога, и…

– Да, конечно, Рой! – Она с доверчивой готовностью прижалась к нему, сама направляя его жадные руки. – И я тоже хочу. И это твое право…

С нее слетела форма, потом нижнее белье. Извечная стыдливость, ее страхи, ее прошлое. В полумраке занавешенной комнаты она рождалась заново, и прошлого больше не было, только будущее.

Темно-красное клеймо все еще не исчезло с ее левой руки, но теперь это был просто шрам, полученный когда-то в детстве; время все сгладило, притупило воспоминания. Шрам больше не имел значения. Как не имело значения то, что за этим стояло, – стерилизация, потеря девственности, – потому что он сказал, что это не важно. И поэтому теперь шрам – несмываемая метка из концлагеря Дахау – ничего не означал.

Она вышла из ванной, уже стесняясь и надев нижнее белье; все еще залитая румянцем, теплая и светящаяся. Не забывая о своих обязанностях, она укутала его простыней.

– Я должна о тебе заботиться, – сказала она. – Теперь больше, чем всегда, ты стал для меня очень важен.

Рой с ленивой улыбкой смотрел на нее. Она милая, хорошая женщина, подумал он. И пожалуй, самая честная из всех, кого он знал. Если бы она не сказала ему, что она не девственница…

– Как ты, Рой? Тебе нигде не больно?

– Никогда не чувствовал себя лучше, – засмеялся он. – А чувствую себя я обычно неплохо.

– Это хорошо. Было бы ужасно, если бы я причинила тебе боль.

Он повторил, что чувствует себя великолепно; она именно то, что ему сейчас нужно. Она серьезно ответила, что и он как раз то, что ей нужно, и Рой засмеялся, подмигнув ей:

– Я тебе верю, милая. Давно у тебя было или лучше мне не спрашивать?

– Давно? – Она слегка помрачнела, в замешательстве склонив голову. – Ну, – сказала она, – это было…

– Не важно, – быстро перебил он. – Забудь.

– Это было там. – Она протянула руку с номером. – Там же меня стерилизовали.

– Там? – нахмурился он. – Я не… где это «там»?

С застывшей улыбкой на лице она стала рассеянно объяснять; глаза смотрели на него и дальше, сквозь него, куда-то за пределы этой комнаты. Создавалось впечатление, что она говорила о каких-то абстракциях, словно объясняла унылую и ничего не значащую теорему, едва ли достойную того, чтобы ее положения произносились вслух. Она словно читала сказку, в которой было столько кошмаров, что они накладывались один на другой; тема и сюжет не менялись, застыв неподвижно, ужас наслаивался на ужас, пока не проваливались вниз, увлекая слушателя за собой.

– Да, да, так и было. – Она улыбнулась ему, словно любимому ребенку. – Я была маленькая, лет семь или восемь. Они хотели определить наиболее ранний возраст, когда женщина может зачать, поэтому и делали это. Такое может быть очень рано, например даже в пять лет. Но они искали средний возраст. С моей мамой и бабушкой было иначе; им хотелось знать, какой старой может быть женщина. Моя бабушка умерла вскоре после начала эксперимента, а мать…

Роя тошнило. Ему хотелось встряхнуть ее, ударить. Взглянув на себя со стороны, так же как и она сейчас смотрела на себя со стороны, он почувствовал ярость и негодование. Вообще-то в мыслях он недалеко ушел от широко распространенной философии настоящего времени. Той, о которой везде говорят и пишут. Ханжеская скорбь и раскаяние в грехах, радостное отпущение их грешникам, неодобрительные и косые взгляды на тех, кто вновь об этом вспоминает. В конце концов, эти бедняги, бывшие друзья, стали теперь нашими союзниками, и отныне показывать по телевизору газовые печи было дурным тоном. Нельзя же осуждать весь народ. И что с того, если когда-то они это действительно делали? Разве стоит повторять ту же досадную ошибку? В конце концов, они тоже ненавидели коммунистов и, как и мы, хотели истреблять этих вонючих крыс по всему миру. И в конце концов, люди, оказавшиеся жертвами, сами накликали беду на свою голову.