Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер - читать онлайн книгу. Автор: Борис Подопригора, Андрей Константинов cтр.№ 84

Единственное, что все-таки слегка раздражало «духов», это отсутствие у Абдулрахмана рвения к изучению ислама. Не очень давались Мастери мусульманские премудрости, особенно молитвы — плохо запоминал он арабские слова.

Вот и решили «духи» «прикрепить» Абдулрахмана к Абдулле — самому маленькому и молодому из пленных. Этот парнишка ведь был настоящим, «природным» мусульманином, а не «перекрещённым», как русские. Даже непонятно, почему его переименовали с одного мусульманского имени в другое. Природное мусульманство, кстати, давало Абдулле определённые, если можно так сказать, «льготы» — его моджахеды почти не били и, что самое главное, — вообще не кололи. Ведь одно дело — когда «мстишь неверным», и совсем другое — единоверец, которого нужно лишь «подрулить» на путь истинный… К тому же про Абдуллу говорили, что он вроде бы сам пришёл… Моджахеды любили иногда поиграть в «идейность» и всеобщее братство всех мусульман, независимо от их происхождения. Обычно такое случалось на какой-нибудь исламский праздник.

Тогда «духи» проводили с пленными многочасовые «исламские чтения». На этих чтениях моджахеды ханжески делали вид, что все мусульмане «единятся сердцами», однако всё «единение» и всё «духовское» благочестие уходили вместе с праздником. Так что, по правде говоря, Абдулла находился на привилегированном положении не столько из-за своего мусульманского происхождения, сколько потому, что духи сделали его «бачой». [94] Поэтому и жил Абдулла в «двухместной» камере, где у него даже был собственный матрас — кусок поролона, обтянутый грязной дырявой тряпкой. По местным меркам — просто номер люкс в гранд-отеле. Кстати, такой же матрас выдали и Борису, хотя к нему духи с нескромными предложениями не лезли. Наверное, он их не сильно возбуждал — грязный, лобастый, бородатый. А вот у Абдуллы борода и усы не росли, видимо, это и «заводило» охранников, кое-кто из которых и сам в прошлом побывал «бачой». Для тех мест — обычное дело. Как парням и молодым мужчинам удовлетворять свои половые инстинкты, если женитьба — дело сложное и дорогое, просто так с какой-нибудь девушкой не познакомишься на танцах (ввиду их отсутствия в принципе), а пик сексуальной активности как раз и приходится на 20 лет. Что тогда остаётся? Только дрочить, трахать ишаков или таких вот, как Абдулла, делать «бачой».

Странным парнем был этот самый Абдулла. Глинский, когда первый раз его увидел, даже вздрогнул — лицо его смутно знакомым показалось. Но ведь, если Борис его где-то раньше видел, то, значит, и Абдулла видел его… А это ж не шутки, это смертельно опасно, это предпосылка к срыву всей операции. Но сам Абдулла никаких признаков узнавания не выказывал, и Глинский решил, что он обознался, что ему просто показалось… Известное дело — все узкоглазые лица похожи друг на друга, с точки зрения европейцев конечно. Которые, в свою очередь, для азиатов тоже все на одно лицо.

Так вот Мастери в целях «ускорения исламизации» перевели в камеру к Абдулле, который должен был стать «муаллемом». [95]

Какой уж там педагогический талант скрывался в Абдулле — это только Аллах ведает, однако вскоре Абдулрахман научился молиться вполне сносно, даже освоил характерный распев. Лучше других у него получалось декламирование той суры из Корана, которая называется «корова». Мастери с Абдуллой даже научились её дуэтом выпевать, убедительно у них получалось, Азизулла однажды услышал — даже похвалил…

И всё же темнил что-то этот Абдулла, что-то недоговаривал, хотя по-русски говорил даже без акцента. Нет, не таким уж простоватым был этот парень, как показался в самом начале. Он рассказал, что родом из Самарканда, что раньше звали его Джалилом и что он служил в Афганистане водителем. Но в выученных Борисом наизусть списках без вести пропавших никакого Джалила или Джалилова не было… Как бы вскользь упоминался, правда, некто Халилов — но без звания, номера части и ведомственной принадлежности. Вообще изначально не было ясности, кто он такой, и даже был ли он на самом деле. У Мастера, составлявшего картотеку, даже закралось подозрение, что с этим Халиловым чекисты что-то темнили — то ли он был, то ли его не было. Как будто прикрывали собственный прокол, о котором напрямую рассказывать не хотели. Может, он был просто беглецом из Средней Азии — вроде эмигранта, на время прибившегося к советской части, а потом бросившего её? Или никакой он не советский, а долго с родителями живший в Союзе афганец, потом осиротевший и по привычке вертевшийся около шурави. Такие встречались. Или ещё неведомо как запутавший сначала армейское, а потом и чекистское «делопроизводство». Во всяком случае, в ведомственных (военные — гражданские) списках пропавших без вести его имя не значилось — это точно.

(У этого парня действительно была необычная история. Гафар Халилов не был даже призван в армию — он каким-то образом на тузельской пересылке украл форму и документы у какого-то солдатика, затесался в команду, добрался до Кабула и даже умудрился попасть в автобат. Там его и должны были разоблачить. Уже пошли из Ташкента грозные письменные ориентировки по линии военной контрразведки… На сутки опоздали — самолёта не было. Халилов успел поисполнять «интернациональный долг» всего семь дней, а на восьмой колонна, в которой он ехал, попала в засаду. Тела этого «дезертира наоборот» так и не нашли… Этот Халилов был не шпионом и не эмигрантом, а романтическим пареньком с буйной фантазией. Он сбежал на войну в Афганистан, как раньше мальчишки сбегали на войну в Испанию…)

Но почему же тогда Абдулла сказал, что он — Джалил, а не Халил? Страхуется? От кого? От недалёкого водилы из геологической партии? Зачем?

Кстати, никаким водителем Абдулла не служил, да и не мог им служить: Борис несколько раз брал паренька подручным на ремонт очередного джипа и мгновенно понял, что тот ничего не понимает в автомобилях. То есть совсем ничего. Можно, конечно, за разное хаять Красную армию, но вот такого девственно чистого мозгами красавца просто не выпустили бы из учебки. Может, его били бы там каждый день, но в итоге либо он всё же худо-бедно, но выучил матчасть, либо из него сделали бы инвалида. Абсолютное большинство выбирало первый вариант. А этот Абдулла — он вроде и не инвалид, но матчасть не знает совершенно. Похоже, ни в какой учебке он просто не был, хотя и советский по происхождению… Значит, скорее всего, он и есть тот самый Халилов, запутавший всех и вся.

«Несчастный мальчишка — стоило ли из мирной жизни бежать на войну? Или, тем более, искать лучшей доли в Афганистане, чтобы в итоге стать „бачой“»?

Борис вздохнул от своих невесёлых мыслей. Ему стало бы еще намного более невесело и просто страшно, если бы он узнал, что ещё скрывает этот Абдулла. Но он не знал. Пока не знал.

На тот день, когда его перевели в камеру к Абдулле, Борис сумел уже более-менее четко идентифицировать четверых из остальных восьми советских пленных.

Карим оказался рядовым Мустафой Каримовым, мотострелком, крымским татарином из Бахчисарая. Борису долго не удавалось его разговорить. Карим казался нелюдимым, угрюмым и жестоким, общался только со своим сокамерником Нисмеддином, вообще был похож на зверя, готовящегося к последнему прыжку, — его даже охранники как-то инстинктивно сторонились. Но с Каримом было проще, потому что в своё время Челышев как раз про него говорил, что «он точно в Зангали». Так что его-то биографию Глинский знал вплоть до родственников, чем и воспользовался однажды. Труднее всего было «дожать» Карима на то, чтобы тот сам в разговоре назвал свою настоящую фамилию и хотя бы просто пошёл на контакт, не говоря уже о какой-никакой доверительности. Но Борис с этим справился — однажды, после вечерней молитвы, завёл разговор вроде бы ни о чём. Карим поначалу не реагировал, молчал, озирался, переминался на нагноившихся из-за уколов ногах… А потом Глинский спросил намеренно по-украински — ему показалось, что крымский татарин недолюбливает именно русских: