Иванников невольно улыбнулся, вспомнив, как на застолье по случаю его пятидесятипятилетия этот Мишико выпучивал глаза на главного кабульского агентурщика Костю Силагадзе, мол, кто ты, а кто я? Костя уж на что не по-кавказски хладнокровный мужик, да и тот не выдержал:
— Ты что, генацвале, больший грузин, чем я — потомок царей Имеретии?!
Сам Костя-то Силагадзе, кстати говоря, дважды в зинданных краях отметился — это там, где не обменивают, а сразу голову отрезают. Он в Иране после тамошней революции умудрился почти всю агентурную сеть спасти… Правда, он потому и очутился в Кабуле, что в иранском Куме погорел. На «персидской царевне», как говорили. Силагадзе считал Мишико своим личным НЗ, и кличка у того говорящая — Мастер. Он и в Пакистан не раз ходил — и с беженцами, и с контрабандистами. Правда, в последний раз накладочка у Мастера вышла. Он сунулся было в сторону Зангали, но его не пустили, там перед аэродромом три кольца охраны… А потом он в исламабадском такси запалился — непринужденно так с пушту на урду перешёл… Это с афганским-то загаром на рязанской роже! Даже сам сперва не заметил, как… Еле ушёл. Потом в тамошнем аэропорту споил местного коммерсанта и по его документам в Дели улетел. Бизнес-, стервец, классом. А из Дели таким же примерно макаром (чтобы службу не разорять), как побитый щенок, в Кабул вернулся — в парусиновых штанах и сандалиях на босу ногу.
Иванников снова невольно улыбнулся, вспомнив хулиганские выходки собственной «боевой молодости», но машинально покачал головой:
«Нет, Миша-Мишико, тебя теперь „исисты“
[78]
знают и в фас, и в профиль… Куда тебя теперь дальше, чем в миссию Красного Креста! А ведь не кретин! Заигрался, мудак. Парткомиссия по тебе плачет…»
Профи думал целый день и следующий. Сотни раз перебирал карточки своих офицеров, советовался и с Челышевым, и с Силагадзе.
А ещё он звонил по разведцентрам и спрашивал, кто в Афганистан только готовится… Ничего пока не вытанцовывалось. Виктор Прохорович хмурился и курил. И напрягал, кого мог. Главный радиоразведчик, уже не стесняясь подчинённых, просто на коленях елозил по расстеленному по полу рулону трехлетнего графика выхода в эфир зангалинской радиостанции. За неправдоподобно короткий срок «радийщики»
[79]
совершили невозможное: они расшифровали почти все сообщения и идентифицировали почерки четырёх штатных радистов… К сожалению, это мало что давало. Начальник радиоразведки, немногословный седой полковник (кстати, основатель центра радиоперехвата в кубинском Лурдесе), не мог сказать главного: что это за станция, где она расположена в этом самом лагере, а главное — каков режим доступа к ней…
…На пятый день после памятного разговора с командиром Иванников в своём кабинете пил чай с полковником Силагадзе под всё тот же невесёлый разговор. Тогда-то ему и позвонил главный кадровик родного «аквариума».
— Приветствую, Виктор Прохорович! Как жизнь? Тут начальник спрашивал про капитана Глинского… Есть у тебя такой московский залётчик?
— Служит. Исправляем помаленьку. А что?
— Да… Отправь ты его, Виктор Прохорович, в Москву, мой тебе совет. Нет, распоряжения официального не было, но на шефа серьёзные люди вышли… Ну я тебе ничего не говорил. Просто дружеский совет. Свои ж люди…
Раздражённый Профи тут же вызвал ничего не подозревающего Глинского и с порога ошарашил его:
— В Москве служить хочешь?!
Борис даже заморгал от неожиданности, но ответил почти сразу:
— Никак нет, товарищ генерал. Я с вами хочу служить. Простите, а почему…
Иванников перебил его:
— Потому, что кончается на «у»! Нашлись у тебя в Москве заступники… Не знаешь, кто? На отца твоего не похоже…
— Не знаю, товарищ генерал, — уверенно качнул головой Борис, хотя он сразу подумал о Виоле и её возможных высоких связях. А больше ему и думать было не о ком. Отец никогда бы не стал… Ну не Ольга же упросила своего папочку?
— Ну не знаешь, так не знаешь. Пиши отказ. Карандаш дать?
Борис впервые жёстко посмотрел на генерала:
— И карандаш тоже есть.
— Тогда свободен.
Глинский чуть не бегом выскочил в коридор, отдуваясь, как после пробежки. Ну не каждый же день предлагают сменить Афган на Москву… Соблазн был, конечно, но вот так взять и «отблагодарить» Челышева — после всего, что он сделал?.. Борис не жалел о мгновенно принятом решении. Ну, может, совсем чуть-чуть…
А в покинутом им кабинете полковник Силагадзе долго смотрел на захлопнувшуюся дверь, потом перевёл взгляд своих оливковых глаз на Профи и вопросительно вскинул левую бровь. Иванников скептически скривился.
— Да нет, Михалыч… Куда его? Пиджак с портупеей.
Константин Михайлович Силагадзе, кстати, когда-то был даже начальником Иванникова, правда недолго. А в Кабуле он Профи напрямую не подчинялся, но они были друзьями и соратниками «по жизни», поэтому к мнению друг друга прислушивались более чем внимательно.
— А ведь ты, Прохорыч, сам сказал, что в нём что-то есть, тогда, на концерте.
— Ну, Костя! Одно дело — на концерте с балалайкой и другое…
— Не согласен, Прохорыч. Человек не может быть здесь один, там другой… А что «пиджак» — может, оно и в тему…
Константин Михайлович закурил, несколько раз задумчиво пустил кольца дыма и внезапно осевшим голосом добавил:
— И потом… Прохорыч, он, по крайней мере, единственный хотя бы формально неженатый. Понимаешь? Мы ж с тобой не лейтенанты, мы ж понимаем…
Иванников тяжело посмотрел на старого товарища:
— Костя… Ты же не дурак. Скажи, шансы настолько плохи?
Силагадзе грустно усмехнулся и долго ничего не отвечал, а потом сказал:
— Авантюра есть авантюра. Когда всё вот так вот: хватай мешки, вокзал отходит, трудно нормально подготовиться и свести риск к минимуму. А значит, варианта два: или повезёт, или нет. Да что я тебе-то, Прохорыч, прописные истины говорю. Ты то же самое мне скажешь…
До этого в своих обсуждениях при абсолютном доверии друг другу они всё же старались избегать столь категорических оценок. Как бы соблюдали приличия, когда все всё понимают, но продолжают «делать вид».
— Костя, договори до конца. Как тогда, помнишь?
Силагадзе резко махнул рукой:
— Ай, Витя, дорогой, я всё помню, пойми… Они тебя к стенке припёрли — не отстанут. Можно, конечно, принципиальность проявить и уйти с гордо поднятой головой… И что? Пришлют того, кто заранее на всё подпишется… И таких дел наворотит — годами не разгрести… Поэтому нечего резину тянуть. Надо решение принимать. Риск есть. Большой риск. Но и выбора нет. А попытаться что-то сделать — это лучше, чем покорно шею подставлять.