Байки служивых людей - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Константинов, Александр Новиков cтр.№ 39

Тут я немного отвлекусь от повествования. Нынче про Комитет говорят разное. Одни нашу организацию представляют ностальгически-идеальной. Другие, наоборот, неким сборищем вампиров, ворюг, пьяниц. Я пенсионер, мне туману напускать смысла нет, и я скажу так: акварельной ясности и небесной чистоты в нашей службе, разумеется, не было. Как нет ее ни в одной спецслужбе мира. И быть не может по определению... Но и палитра Иеронима Босха к нашей деятельности не применима никак. А уж на фоне того, что в МВД творилось, мы просто ангелы. Да, насчет пьянства... Все мы живые люди, бывали в нашей жизни награждения, присвоения очередных званий, праздники, дни рождения, в конце-то концов... Разумеется – отмечали. Но и, разумеется, – только после службы. Ибо, как сказал Прутков: камергер редко наслаждается природою. Но, добавлю я, метко.

...Новорожденный достает из шкафа полную бутылку коньяку.

– О, – говорит, – армянский! Армянский уважаю. А молдавский (кивает на шкаф) не особо.

Ишь ты, молдавский он, видите ли, не особо.

Мы плеснули коньяка в кофей, посидели потолковали, и я решил идти домой. Еще трое ребят тоже собрались. А новорожденный и его приятель, капитан Р., остались... кофейку хлебнуть, наверно. Ох, редко камергер наслаждается природою! Но метко.

Наутро новорожденный пришел на службу несколько помятый. Выбрит, при галстуке, в свежей сорочке, но морда лица оставляет желать лучшего.

– Как, – говорю, – Володя, вчера кофею попили?

– Нормально, – отвечает.

Ну нормально – и слава Богу. Собрался я все же свой ПМ почистить. Расстелил газету «Правда» на столе, разобрал пистолет. Смотрю – ничего, еще не заржавел. Мы, конечно, мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути. К появлению грозной комиссии мой арсенал будет готов на сто процентов!

Разобрал я, значит, пушку... Нужно смазать. А оружейное масло загодя на складе получил. Открываю шкаф – нет моего масла.

– Володя, – спрашиваю, – а ты бутылку с маслом куда дел?

– Какую, – говорит, – бутылку с маслом?

– С оружейным, – отвечаю. – Здесь стояла, в бутылке из-под молдавского коньяка.

Изумленными глазами посмотрел на меня Володя. И я на него тоже.

– То-то мне молдавский, – говорит он, – никогда не нравился. А вчера как-то легко прошел, «лётом».

Грустно посмотрел капитан Н. на мой разобранный пистолет, вздохнул. А я отправился снова на склад. Там старший прапорщик сидит. Удивился: куда, говорит, Юрий Иваныч, вам столько масла? Вы, дескать, вчера брали... Пью я его, отвечаю, очень хорошо против язвы желудка помогает... А-а, ну понятно, нужно будет теще посоветовать.

Теще? Ну теще можно. Только сверху пусть коньяком заливает... Нет, говорит, она спиртного в рот не берет... Тогда не советую. Без коньяка оружейное масло только для смазки оружия и годится.

Принес я это маслице в бутылке из-под «боржоми», смазал свой ПМ и вспомнилась мне одна фраза Пруткова Козьмы: если на клетке слона прочтешь надпись «буйвол», не верь глазам своим.

* * *

Мы сидели за столиком открытого уличного кафе, пили пиво. В Питере началось бабье лето. Элегическая пора обострения всяческих сентиментальных глупостей с желанием то ли уйти в запой, то ли закрутить бурный роман... Я в этом духе и высказался. Юрий Иванович кивнул и сказал:

– Знакомо... Вечная дилемма русской интеллигенции: либо набить кому-либо морду, либо сесть и написать нечто великое. Чаще почему-то бьют морду. А вместо великого пишут анонимки.

Я ожидал какой-нибудь цитаты из Козьмы Пруткова, но ее не последовало. Вместо цитаты Юрий Иванович сказал:

– Сейчас, когда я уже пэнсионэр, я много думаю о годах своей службы в Комитете. Как бы не поливали нас грязью, я скажу совершенно искренне: мы служили народу. Не КПСС, не делу построения коммунизма, а народу. Когда я пришел служить в Комитет, в отделе кадров мне сказали так: «Теперь ты больше не принадлежишь себе, ты принадлежишь государству и людям, с которыми тебе придется иметь дело». И эти слова не были лозунгом. Так все и было на самом деле. Теперь многие краснобаи, упиваясь собственной смелостью, пишут, что чекистские волки перекрасили шкуру и сделали химическую завивку под барашка.

А я тебе скажу, что нас учили другому. Вот бывший шеф КГБ Юрий Владимирович Андропов, которого его политические оппоненты до сих пор клеймят как охотника за инакомыслящими, он требовал от нас совсем другого. Если гражданин, говорил Андропов, не согласен с порядками и законами СССР – убеждайте его, дискутируйте, беседуйте с ним! Разумеется, система была далека от идеала. Но те из наших диссидентов, кто покинул страну и обосновался на Западе... О, какое страшное разочарование они там испытали! Я ведь со многими из них разговаривал, даже переписывался. Хваленая западная свобода оказалась мифом. Многие там просто спивались, садились на иглу.

Мы старались работать с человеком, видеть в нем нашего гражданина, а не врага. Любой случай применения уголовных репрессий против человека, учил Андропов, говорит о плохой работе КГБ: проглядели, не сумели разубедить. Именно так формулировалась задача: сохранение человека, а не подавление его. Приведу наглядный пример. Мой товарищ, следователь по особо важным делам, расследовал факт распространения листовок. Текст содержал не только нелицеприятные высказывания в адрес Советской власти, но и прямые призывы вешать на столбах коммунистов и чекистов. Мой товарищ ознакомился с представленными текстами и... отказался предъявлять обвинение бунтарю. Обком встал на дыбы: как? Классический случай антисоветской агитации и пропаганды! Схватить! Задержать! Арестовать! Расстрелять на заднем дворе! Нет, ответил наш следователь, формальные признаки есть... но по существу речь-то идет просто о запутавшемся и озлобленном человеке. Жизнь у него не сложилась, и наш «антисоветчик» переложил всю вину на власти. Нашего офицера несколько раз вызывали «для беседы» в Смольный, но он своего мнения не изменил...

Так мы «душили» диссидентов. В подкрепление вышеизложенного сошлюсь, разумеется, на Пруткова: не поступай в монахи, ежели не надеешься выполнить обязанности свои добросовестно.

Юрий Иванович улыбнулся и отхлебнул пива. Ветер прошелестел в листве, и желтый кленовый лист спланировал на наш столик.

– Однако что ж мы все о серьезном? Вот я сейчас вспомнил, как мы с тобой познакомились... Август, жарища... А я помню такую же жарищу в конце семидесятых. На Невском асфальт плавился. По этакой погоде человек в строгом костюме и галстуке выглядит полным идиотом. Но именно так мы и ходили. В ту пору начальником Ленинградского управления стал Даниил Петрович Носырев. Умница, профессионал, человек безусловно требовательный и к себе, и к подчиненным. Светлая ему память. Даниил Павлович пришел к нам из военной контрразведки, принес с собой армейскую дисциплину. Кстати, начало своей деятельности он ознаменовал общегородской тревогой. На рассвете со всех сторон к Большому дому съехались такси с невыспавшимися чекистами. По городу поползли слухи один другого страшнее. В обкоме партии Носыреву сказали: ты не прав. Чего пугаешь ленинградцев?.. Но это так – кстати... Я-то тебе о форме одежды начал рассказывать. От нас стали требовать обязательное ношение галстука. И какие при этом ситуации случались! Хочешь верь, хочешь не верь, но дежурные прапорщики получили приказ не пускать в здание офицеров, явившихся без галстука. Объяснения типа: галстук, мол, есть, он в кабинете, в расчет не принимались... Изволь бежать домой за галстуком.