Разбитый по группам, сопоставленный по принципу «входящий — исходящий», массив информации уже не выглядел таким необъятным, как в начале. Однако продолжал оставаться «задачей с многими неизвестными». Партнеров это радовало. Если бы неизвестных было мало — худо. Если бы их не было совсем — совсем худо. Но они были, и это давало совершенно реальный шанс выйти на подельника Строгова.
— К Брюнету? — спросил Купцов, когда партнеры закончили работу с распечаткой.
— Да, пожалуй, начнем с него, — ответил Петрухин.
Он набрал номер Голубкова, объяснил, что нужно встретиться.
— О’кей, — ответил Брюнет, — я сейчас еду в офис, через пять минут буду на месте. Подъезжай.
Спустя полчаса «антилопа» припарковалась рядом с «мерсом» Голубкова и «фронтерой» Строгова. Лицо Николая Ивановича при виде партнеров озарилось приветливой улыбкой.
В кабинете Брюнета сидел Строгов. Ни Петрухин, ни Купцов не видели его до этого, но даже без представления Брюнета догадались, что бледный мужчина в хорошем светлом костюме и есть заместитель Голубкова Игорь Васильевич Строгов. Только вчера Строгов вышел из СИЗО после десяти суток, проведенных там по девяностой статье УПК… Десять суток в «Крестах» — хорошего мало. Особенно для благополучного бизнесмена, привыкшего к весьма высоким жизненным стандартам. Игорь Васильевич выглядел подавленным, Брюнет довольно возбужденным.
— Вот, полюбуйтесь на красавца, — сказал он после того, как Петрухин представил Купцова.
Распространяться при Строгове Дмитрий не стал, сказал коротко:
— Леонид Николаич Купцов. Мой коллега. Прекрасный специалист…
Брюнет все понял, пожал руку, сказал:
— Рад. Весьма рад. Надеюсь, мы вместе хорошо поработаем. Для меня рекомендация Дмитрия Борисыча дорогого стоит… Вот, — сказал Брюнет, — полюбуйтесь на красавца. Строгов. Игорь Василич. Мой заместитель и, можно сказать, соратник. Так душой за дело скорбит, что прямо мама Леля. Расстреливает нерадивых сотрудников, не отходя от кассы.
— Виктор! — сказал, морщась, Строгов.
— Что — Виктор? Что — Виктор? Я сорок лет Виктор. Но ни разу за сорок лет мне так в карман не гадили, Игорек! В моей биографии всякое было. Борисыч не даст соврать, он меня давно знает… всякое было, но такой мажорчик еще не лабали. Партитуры такой в природе нет.
— Но я же не мог знать, что так получится, — произнес Строгов, — Я же не хотел, Витя.
— Это никого не гребет, Игорь. Вот это ты видел? — Голубков взял лист бумаги и толкнул его по полированной столешнице к Строгову. — Это факс из Хельсинки. Вчера пришел… когда ты отдыхал в «Крестах». Ты познакомься, пощелкай калькулятором и прикинь, на какую сумму мы пролетели. Из-за твоего «я не знал, что так получится».
Брюнет прошелся по кабинету, вернулся к столу и взял в руки газету, надел очки. Петрухин впервые видел его в очках.
— А вот это? — сказал Голубков. — Вот это ты читал? Нет? — Строгов отрицательно качнул головой. — Тогда, сердце мое, я сам тебе прочитаю. Вот, пожалуйста: «Криминальное прошлое господина Голубкова явно не хочет его отпускать. В минувшее воскресенье в роскошном офисе Голубкова, известного правоохранительным органам как Витя Брюнет, произошла разборка между его заместителями. В результате один из них был жестоко и хладнокровно убит двумя выстрелами в голову… Как это сочетается со словами Голубкова о том, что „мы хотим вести цивилизованный бизнес“? Как отнесутся к этому его финские партнеры?»
Брюнет швырнул газету на стол. Снял очки.
— Ты что же думаешь, Игорек, финны просто так факс прислали? Да наверняка Харламов показал Тармо эту газетку.
— Он же сам статью и заказал, — вставил Строгов.
— Какая разница? Теперь Тармо подпишет контракт не с нами, а с Харламычем… Все! Накрылись двести тысяч баков. Из твоей доли удержу.
— Но можно же как-то объяснить Тармо…
— Что? Что ты прикажешь ему объяснить?
— Что это недоразумение… что меня освободили, и все кончилось.
— Мудак, — сказал Брюнет почти ласково. — Мудак! Все только начинается. После обеда здесь будут работать налоговики. Главбуха уже дергали в УБЭП. Меня вчера три часа парили в прокуратуре. Знаешь, что сказали? — Строгов молчал. — Сказали, что будут меня долбить, пока не сдашь своего мокрушника.
Брюнет раздраженно смахнул газету со стола. Легкий сквознячок подхватил ее и потащил по ковролину. В тишине было слышно даже шуршание газетной бумаги.
— Все, — сказал Голубков. — Сейчас ты все расскажешь Дмитрию Борисычу и Леониду Николаичу.
— Зачем? — вскинул голову Строгов.
Брюнет смотрел на него молча, не мигая. Несколько секунд партнеры по бизнесу глядели друг на друга. Потом Строгов отвел взгляд, вытащил из кармана пиджака блестящую упаковку таблеток, отделил одну и положил в рот.
— У меня болит голова, — сказал он.
— Хорошо, — произнес Брюнет после паузы. — Иди в свой кабинет. Жди там.
Строгов поднялся со стула, поплелся к двери.
После того как дверь за Строговым закрылась, Голубков встал, поднял с пола газету и снова вернулся за стол.
— Ну, — сказал, — видели орла?
— Видели…
— Молчит… Молчит, сволочь. Я ему по-человечески: мне-то ты можешь сказать, Игорь, что произошло?.. Молчит.
— А вы сами что думаете по поводу случившегося? — спросил Купцов.
— А что я думаю? Нокаут-покойничек был, конечно, вспыльчивый мужик… Мог и за ствол схватиться. Но не из-за сотни же долларов, в конце-то концов!
Петрухин закурил, спросил:
— А он что, хранил в кабинете ружье?
— А черт его знает, что он там хранил. Менты нашли в кабинете бейсбольную биту, патроны какие-то… Дурдом!
— Ладно, разберемся. Мы к тебе, Виктор, вот с чем пришли: есть номера телефонов, по которым последнее время звонил твой Игорек. Часть из них мы идентифицировали, часть — нет. Помоги разобраться.
— Давайте попробуем, — ответил Брюнет и надел очки. Петрухин положил на стол список.
— Смотри, — сказал он. — Это телефоны офиса… это домашний.
— А это мой, — сказал Голубков.
— Я знаю… для нас они интереса не представляют. А вот этот телефончик знаешь?
— Нет, — покачал головой Брюнет.
Петрухин обвел ручкой две колонки цифр: в одной было шесть звонков на неизвестный номер с датами разговора, в другой три звонка с этого же телефона на номер Строгову.
— Ладно… а вот этот?
— Это легко. Это наш деловой партнер, Константин Лисицын.
— Привет Лисицыну. Вычеркиваем. Этот?
— Этот тоже знаю. Нашего главбуха номер.
— Вычеркиваем. Этот?