– Я не пойду, – заголосила Верхогляд. – У нас вся Псковщина на Апрашке пасется. Меня сразу узнают – позору не оберешься. Я им сказала, что журналисткой работаю…
– Не бойся, не узнают. Мы так накрасимся, так разрядимся – родная мама мимо пройдет и ничего не заподозрит.
– Из-за двухсот рублей за лифчик полуголой на рынке стоять? – не сдавалась Маша.
– Это почему же за двести? За копейки отдавать такое роскошество? Нетушки! Мы им, девочки, по тысяче наши лифчики втюхаем!
– Да кто ж за такие деньги купит?
– Купят. Вон мне бабушка бюстгальтер на восьмое марта – за пятьдесят долларов купила, а он, между прочим, латвийский.
– Ты говорила, что только «францию» покупаешь, – не преминула заметить Роза.
– Я сказала – «бабушка подарила». А чем белорусские хуже латвийских? Да на живых манекенах…
Но я уже не слушала их перепалку. Я лезла в сумочку за калькулятором:
– Сколько ты сказала? По тысяче?
Я быстро сделала нехитрые арифметические действия. Итоговая цифра настолько меня поразила, что я все стерла и начала снова.
– Не трудись, – глухо сказала Лаппа. В глазах ее появился странный блеск. – При розничной продаже изделий в пять раз дороже номинала и доход увеличивается… в пять раз. Не пять тысяч долларов, а… – Лаппа сглотнула комок: – … а двадцать пять тысяч долларов.
В приемной повисла тишина.
– Но нужно еще за аренду торговых точек заплатить. И за «крышу», чтоб на нас не наехали, – я из последних сил пыталась вразумить девчонок.
– Если даже на все на это у нас уйдет пять тысяч долларов, а это я загнула, явно – меньше, то чистыми, заметьте – чистыми! – мы будем иметь двадцать тысяч долларов! – Лаппа забегала по кабинету. – Девчонки, нам никогда таких денег просто не заработать!
– Рита, нас же посадят за спекуляцию!
– Ничего подобного! Это нам минский господин предложил по двести рублей торговать, это у них там в Белоруссии – социализм, а мы давно – на рыночных рельсах. Такую красоту отдавать по двести рублей? Фи-гушки! – и она с любовью провела рукой по серо-белой бязи.
Потом, подумав еще минуту, она набрала номер по телефону:
– Вихров? Рита. У тебя есть кто-нибудь на Апрашке? Ну, «крыша» мне нужна ментовская. На два дня – следующие суббота и воскресенье. Ну чтобы местные на продавцов не наехали. Да сама я буду торговать… Не сошла… Очень надо… Потом объясню… спасибо, милый… Что? Не знаю… Сегодня – нет… Не забыла… – Ритка отчаянно покраснела. – Я сама тебе позвоню…
* * *
С понедельника у меня было ответственное задание – сдать лифчики в покраску. Ника заявила, что есть у этих изделий только один существенный дефект: грязно-серый цвет. К тому же от долгого лежания в тюках кое-где на сгибах тряпки пожелтели. Ника сама же и цвета определила: черный, красный, бежевый, фиолетовый и аквамарин.
К пятнице все наши коробки были уже в подвальных складах Апрашки. Хозяин склада много с нас не взял и даже предложил в подмогу своих теток-продавщиц. Но мы стояли на своем: торгуем сами, только лифчиками и – никаких сопутствующих товаров. «Ой, прогорите, девчонки», – покачал головой седой азербайджанец.
Накануне Ритка провела последний инструктаж: У нас всего два дня. В день каждая должна продать по пятьдесят три лифчика. Итого за два дня – семьсот сорок шесть лифчиков. Оставшиеся четыре получат в подарок те из нас, кто продает товар первыми.
– Мне он и даром не нужен, – фыркнула Маша.
– Не ври! Часто ли тебе дарили белье по тысяче рублей?
…Торговец не обманул: семь палаток под цветными веселыми тентами были рядом – четыре в одном ряду и три – напротив.
Ника велела надеть мне аквамариновый лифчик (якобы – к глазам). Внизу у меня была длинная узкая зеленая юбка с разрезом, на голове – соломенная шляпка с зелеными лентами. Катюха была во всем красном: круглые крупные бусы на груди, красная юбочка, красная же грация, алый напомаженный рот. Неужели она еще совсем недавно была учительницей?
Лаппа – умереть не встать! Черные кожаные шорты, сапоги с ботфортами, черный лиф. Женщина-вамп.
Роза сама себе выбрала фиолетовый лифчик, на голую шею надела мужской галстук в цвет.
Ну маскарад, да и только. Торговки из соседних палаток ахнули, увидев нашу процессию перед тем, как мы заняли свои места за прилавками. Ритка незаметно перекрестилась, подмигнула нам и нацепила «хамелеоны». Поехали!
* * *
Первым, как это ни странно, лифчик «улетел» у Оли. Мимо нее проходила женщина с дочерью – подростком лет пятнадцати. Девочка, как зачарованная, уставилась на Клюеву. Все помнят, что Оленька у нас и сама-то как нимфетка. А в этот день она была сама девственная порочность. Она стояла в очаровательных шелковых брючках коричневого цвета в белый горох. Бежевый лифчик и бежевый же бант на хвосте волос удачно оттеняли коричневый низ, белые пластмассовые бусики и телесного цвета помада соединяли все это воедино.
– Нравится? – улыбнулась Олька девочке.
– Очень, – прошептала та. – А в этом на дискотеку можно?
– Именно на дискотеку! Только я тебе рекомендую купить красную грацию, ты ведь – брюнетка. Наденешь джинсики-стрейч, приклеишь красную «татушку» на плечо, все мальчишки – твои…
Когда мать с дочкой отошли от прилавка, Клюева помахала перед нашим носом двумя «пятихатками» и показала язык.
Ника даже разозлилась и окликнула проходящего мимо парня:
– Мужчина, не хотите своей барышне модный топик купить?
Парень оценивающе оглядел Нику с головы до ног:
– Да она такое не носит.
– Правильно, потому что у нее такого нет. А вы ей подарок сделайте.
– Да мы, вообще-то, на юг собрались, жена велела очки от солнца купить и шлепанцы…
– Вот и чудненько. А ну как обгорит ваша жена на солнце в маленьком лифчике, а на пляж все равно охота. Не в футболке же лежать, а тут и спинка прикрыта, а вроде как лифчик…
Парень помялся.
– А шлепанцы в цвет за углом купите, там – всех цветов радуги.
– А вы какой цвет рекомендуете?
– Глаза у нее какие?.. Торговля пошла.
Нет, не скажу, конечно, что все проходящие так сразу и бросались на наш товар, но идея «живых манекенов» срабатывала беспроигрышно.
Случались и неприятности.
Одна деревенского вида тетка сцепилась с Манюней:
– Это где же видано, чтобы за хлопковый лифчик тысячу отдавать?
– Вот и не отдавай. Поищи капроновый за стошку, чтоб потницей в жару покрываться.
– Ишь ты, капроновый! Сама носи.
– Нет уж, я буду натуральный носить. По парижской моде.