— Скажите, — спросил Зверев, — а что же у вас с музыкой-то? Я слыша/т, что у вас латиносы лабают.
— Если вы зайдете к нам через пару недель… мы, видите ли, только что открылись… Но в самое ближайшее время у нас будет латиноамериканский репертуар.
— Понятно, — скучно сказал Сашка. — А я вот слышал от приятеля, что в воскресенье у вас мексиканцы играли.
— А-а… было дело, — сказал официант, и Зверев напрягся. — Но это совсем другое. Это у нас студенты какой-то свой праздник отмечали. Они, кстати, не мексиканцы, они из Никарагуа.
Вот так! Зверев отхлебнул кофе, и напиток показался ему изумительно хорош. В Сашке вспыхнули самые теплые чувства к братскому никарагуанскому народу. Он допил кофе и снова подозвал официанта. Для установления контакта заказал текилы и — на усмотрение официанта — салат с каким-то совершенно экзотическим названием и фантастической ценой. Когда заказ был подан, он снова завел с официантом разговор.
* * *
Встреча Обнорского с Марией Антоновной Малевич состоялась только после похорон вице-губернатора. Вдова приняла журналиста дома — в просторной, но безликой, усредненной «новорусской» квартире. На столе гостиной стоял фотопортрет Михаила Львовича в черной рамке. Фотограф был, безусловно, мастер. Портрет удался: покойник смотрел на зрителя умными, ироничными глазами… казалось, он знает что-то, чего не знает Обнорский.
— Чем же я могу вам помочь, Андрей… Э-э…
— Викторович, — подсказал Обнорский.
— Андрей Викторович… Я ведь, знаете ли, никаких интервью не даю. И встретиться с вами согласилась только потому, что Аня очень за вас просила.
— А я, Мария Антоновна, пришел не ради интервью.
— Странно это… Что же вы хотите?
Вдова стояла посреди гостиной. В длинном, до полу, черном платье. На лице ни единого «мазка» косметики. Она была бледна и красива… сесть не предложила. Из-за ее спины смотрел с листа фотобумаги покойник. Обнорский заметил, что фотография притягивает взгляд… Что же такое вы знаете, господин вице-губернатор?.. У вас уже не спросишь.
— Мария Антоновна, я в первую очередь расследователь. Меня интересует не сенсационный материал в газете, а установление истины.
— И вы ее установите?
— Не знаю… Но я постараюсь сделать все, что в моих силах.
— Давайте присядем, — сказала Малевич и указала жестом на кресла возле искусственной пальмы.
Сели, теперь портрет покойника оказался слева от Обнорского. Выражение лица Малевича как будто несколько изменилось.
— Скажите, Мария Антоновна, этот портрет… давно он сделан?
— Почему вы спросили? — произнесла Малевич изменившимся голосом. Вздрогнули ресницы.
— Не знаю, — ответил Андрей. — Он меня интригует. Мне кажется, что в нем какая-то загадка скрыта… не знаю. Извините.
— Фотограф приходил за два дня до… до того, как… — Малевич вскочила и выбежала из комнаты. Дверь за собой она прикрыла не плотно, Обнорский отчетливо слышал плач.
«Дурацкая ситуация, — думал он. — Ну, совершенно дурацкая. В доме траур. А я тут как последний урод… Акула пера, блядь! Папарацци. Ты пришел в дом покойного поговорить? Пообщаться? Купи себе тамагочи и общайся!»
…А покойник все смотрел с предсмертного снимка…
— Извините, — сказала, входя в гостиную, Малевич, — извините меня… Спрашивайте, что вы хотели узнать… постараюсь ответить.
— Мария Антоновна, я понимаю, как вам тяжело. Вероятно, мой визит неуместен… Может быть, в другой раз?
— Нет, — твердо сказала вдова. — Раз уж пришли, давайте поговорим. Я, признаться, вовсе не собиралась что-либо говорить вам… Но… вы спросили про портрет.
— И что?
— Кажется, у вас есть интуиция. Возможно, вы что-то и сумеете… Спрашивайте. Сейчас я готова с вами говорить. А другого раза, Андрей Викторович, не будет.
— Благодарю вас, — сказал Обнорский. — Мария Антоновна, вы, наверно, догадываетесь, что вопросы могут быть не совсем приятными.
Малевич взяла со стола сигареты, посмотрела на Андрея:
— Теперь, когда Мишку убили… Господи! Да какая теперь разница? Спрашивайте.
Она вытащила из пачки «Мальборо» сигарету, Андрей чиркнул зажигалкой.
— Мария Антоновна, наша пресса полна сейчас статьями о смерти вашего мужа. Многие мои коллеги пишут о политических мотивах убийства. Я — реалист, считаю, что в России «за политику» не убивают. В основе каждого убийства лежат конкретные причины. Как правило, экономические: кто-то кому-то что-то должен. Кто-то не выполнил какие-то обязательства… Скажите, у Михаила не было долгов? Или, напротив, должников?
— Все эти вопросы мне уже задавали. И знаете, что я ответила?
— Нет, разумеется, не знаю.
— Вот и я ответила точно так же: нет, разумеется, не знаю.
— Понял, — задумчиво произнес Обнорский.
— Но вам я скажу: возможно, у Миши были какие-то долги, — сказала Малевич и посмотрела на портрет в черной рамке, как будто спрашивая у убитого мужа разрешения. Видимо, он разрешил… Вдова помолчала немного и продолжила: — Были, были у него долги. И неприятности какие-то серьезные тоже были.
Обнорский насторожился:
— Он сам вам об этом говорил?
— Нет, но я же чувствую… Я, разумеется, пыталась выспросить, но… А однажды, в середине июня, он принес домой деньги. Очень много денег. Целый «кирпич» долларов, запаянных в полиэтилен.
— Кирпич? Вы имеете в виду — пачку?
— Навряд ли двести тысяч баксов можно сложить в одну пачку. Двадцать пачек, Андрей Викторович, упакованных в «кирпич»! Новенькие, в бандеролях Центрального банка USA. А сверху «кирпича» другая бандероль — «Инкомбанка». Подписи, печати, номера купюр.
«Двести тысяч долларов наличными, — подумал Обнорский. — Что-то в этом есть!»
— Простите, Мария Антоновна, а что значит — номера купюр? Двести тысяч в стодолларовых бумажках — это две тысячи купюр. Что же — они все были переписаны? — спросил Андрей.
— Нет, конечно… Деньги были новые. Шли, видимо, подряд. Поэтому на бандероли был указан номер первой и номер последней. Миша их записал на страничке настольного календаря.
— А календарь жив?
Малевич вскинула на Андрея глаза. Сказала медленно:
— Календарь, в отличие от Миши, жив.
— Извините, я, кажется, неудачно…
— Не стоит, не извиняйтесь… теперь уже все равно.
Повисло молчание. Тяжелое, как приговор. Малевич закурила вторую сигарету. Андрей спросил:
— А взглянуть на календарь можно?
— Зачем вам?
— Я пытаюсь найти какие-то зацепки, Мария Антоновна.