Наклейка эта принесла Олегу большую удачу, став волшебным ковром-самолетом, перенесшим Званцева в Россию с нереальной быстротой: когда он уже летел на Ил-76 из Кабула до ташкентского военного аэродрома Тузель, вышедший в салон из кабины штурман, глянув на «дипломат» Олега, спросил его:
— Ты что, браток, питерский? Олег кивнул.
— Земляк, значит… А где живешь в Ленинграде?
— На Второй Советской.
— А я с Охты, Шоссе Революции, знаешь?
Они поговорили еще минут пять, и штурман ушел. После посадки в Тузеле штурман подскочил на бетонке к Званцеву и схватил его за рукав.
— Земляк, через три часа борт на Кубинку пойдет, там тоже один питерский, я тебя туда устроить могу. Через день домой доберешься… А в Ташкенте неизвестно сколько просидеть можешь, спекулянты все билеты поскупали…
Вот так и оказался уволенный в запас младший сержант Олег Званцев в начале ноября 1984 года в Москве.
Билетов на Ленинградском вокзале, конечно, не было, а о том, чтобы купить их у спекулянтов, не могло быть и речи — денег у Олега было просто курам на смех… Оставался один только выход — попытаться договориться с проводниками перед отходом поезда. Времени до вечера было еще полно, и Званцев отправился гулять по Москве. Большой город ошеломил его после двухлетнего перерыва, и даже привыкший к многодневным переходам под палящим солнцем Олег быстро почувствовал усталость. И голод. Очень хотелось есть. Оглядывая с головы до ног встречных девушек (задерживаясь, естественно, на ножках), Олег неторопливо шел по улице Горького, ища какой-нибудь лоток с пирожками. Московские женщины, уже надевшие осенние сапоги на высоких каблуках очень возбуждали. У ресторана «Арагви» продавали заветные пирожки.
Толстая баба-лоточница в белом фартуке поверх ватника весело крикнула Олегу:
— Давай покупай, солдатик, — дам тебе самых горяченьких и свеженьких!
Олег с голодухи взял сразу семь пирожков и уже запихнул первый почти целиком в рот, когда услышал вдруг за спиной удивительно знакомый женский голос:
— Простите, вас не Олегом зовут? Олег повернулся и чуть не выронил пирожки из рук. Перед ним стояла Катя.
Она изменилась. Последний раз Олег ее видел обычной студенткой — очень красивой, да, но, что называется, «своей девчонкой». Сейчас перед Олегом стояла красивая молодая женщина, богато одетая, уверенная в себе. Эту внутреннюю уверенность не могло разрушить даже появившееся в ее глазах смятение от неожиданной встречи.
— Олег?… Ты… что здесь делаешь?
Званцев с трудом сглотнул застрявший комом в горле пирожок и перевел дыхание.
— Да вот, пирожки ем… Он со смешной трогательной растерянностью развел руками — словно маленький ребенок, пойманный матерью при попытке проникнуть в буфет за конфетами.
— Пирожки?! — У Катерины вдруг затряслись губы, как будто она собиралась заплакать, но вместо рыданий у нее вырвался сначала один смешок, потом другой, а потом она стала просто покатываться от смеха.
Олег сначала смотрел на Катю угрюмо, но потом в лице его что-то дрогнуло, он неуверенно хохотнул, словно каркнул, пожал плечами, будто удивляясь самому себе, — и начал хохотать громче и громче. Смех его, похожий сначала на скрежет давно не смазываемого и не заводимого проржавевшего механизма, постепенно становился звонким и молодым.
Вот так они стояли и хохотали, и смотрели друг на друга, и не могли оторвать взглядов. Прохожие с удивлением оглядывали эту странную хохочущую пару: шикарная женщина в таком дорогом «прикиде», что не часто можно увидеть на улице, пусть это и улица Горького в Москве, и загорелый не по сезону солдат в выгоревшем голубом берете и зеленом бушлате — форме непонятного покроя.
Постепенно успокаиваясь, Катя взяла Олега за руку и, задыхаясь, спросила: — Что это за форма на тебе? Откуда ты?
Олег пожал плечами и хмыкнул:
— Откуда?… Из-за речки…
— Из-за какой речки? — не поняла Катя.
— Из Афгана…
— Ты… Ты был в Афганистане?! Олег кивнул, не зная, куда деть пирожки, которые он, пока хохотал, стиснул так, что из некоторых выдавился фарш.
— Та-ак! А ну-ка, пойдем со мной! — не терпящим возражения голосом скомандовала Катерина и направилась ко входу в «Арагви».
Олег пытался слабо отказаться:
— Да меня же не пустят, в форме я…
Но Катерина только усмехнулась в ответ, решительно постучала в дверь, что-то шепнула недовольному швейцару на ухо и, взяв Олега за руку, повлекла его в глубь ресторана.
Они просидели за столом не один час, расспрашивая друг друга и не успевая отвечать.
Олег почти не пил, потому что после желтухи врачи ему строго запретили это делать, однако и полбокала шампанского хватило, чтобы у него зашумело в голове.
— Все, никуда я тебя сегодня не отпущу, — сказала Катерина, вставая из-за стола. — Вадим в отъезде, будет только через три дня, поедем ко мне, мы еще даже не поговорили…
Пока ехали в такси, Званцев думал, что у него остановится сердце. Катя щебетала о чем-то, но он ее не слышал, пытаясь сдержать нарастающее возбуждение.
Катерина между тем ни о чем «таком» вовсе не думала. По крайней мере впрямую. Может быть, подсознательно что-то где-то и «замыкало», но… Какие только фокусы не выкидывает наше подсознание… Когда Олег вышел из душа, закутанный в полотенце, на Кате был яркий шелковый халат с драконами. Она накрывала стол. Обернувшись к Олегу, заметила татуировку на предплечье и с любопытством дотронулась до нее пальцами.
— Что это? Этого раньше не… Договорить она уже не смогла. Олег, закрыв ей рот губами, с чудовищной силой, так, что хрустнули косточки, прижал Катерину к себе. Она замычала, забилась, пытаясь упереться руками Олегу в грудь, но он не обращал на ее сопротивление никакого внимания, гладя под халатом своей грубой ладонью ее постепенно твердевшие соски…
Когда он оторвался наконец от ее губ, она уже задыхалась, и ее вскрик: «Олежка, ты что, не надо!» — получился слабым и неубедительным.
Званцев быстрым движением завернул подол халата, рванул тонкую ткань трусиков и развернул Катерину к себе спиной, одновременно чуть наклоняя ее вперед. Она и охнуть не успела, когда он уже вошел в нее, вернее, ахнула она как раз после этого, а потом начала постанывать, обмякнув на левой руке Олега, которой он придерживал ее за грудь…
Олег кончил через мгновение после нее, кончил прямо внутрь, и Катерина возмущенно простонала:
— Ты что же делаешь… Мне же… а-а… нельзя сегодня-а-а… Ой, мамочка-а-а!
И она вдруг содрогнулась в еще одном оргазме и, противореча своему словесному упреку, схватила Олега руками за бедра, втискивая его в глубь себя…
Позже оба с трудом могли вспомнить, что происходило во время нахлынувшего на них безумия: Катерина плачет, упрекает Званцева, а он, утешая ее, невнятно бормочет, и вот уже неожиданно, с провалом соединительного звена в цепи событий, Катя глубоко берет в рот его плоть и снова стонет, но уже от удовольствия, потом рыдания сотрясают Олега, он говорит про погибших друзей, про смерть страх и ненависть, иссушившие его душу на которую сейчас ее слезы падали спасительным дождем, а Катя его утешает целует и снова рыдает у него на груди…