Сукино болото - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Еремин cтр.№ 39

Прощаясь, спросил с иронией:

– А откуда знаешь, кто такой Демосфен?

Глаза Тани озадаченно замерли. Но она быстро нашлась. Подставила губы для поцелуя. Губы у нее морщились, когда она их вытягивала. И целовалась она странно, не закрывая глаз.

– Какой фен, Павлик, ты о чем?

16 июня 2006 года, пятница, утро

Кодацкий вызвал Ланцеву и устроил ей разнос.

– Кто тебе поручал идти в музыкальную школу? Кто тебя уполномочивал? Ну и что мне теперь с этой телегой делать? – редактор потряс листком бумаги. – Цепнева обвиняет тебя в злоупотреблении служебным положением, требует оставить ее школу в покое, а тебя – строго наказать.

Анна отвечала хладнокровно:

– А чего она вдруг так разволновалась? Может, что-то за собой чувствует? Понимаешь, Игорь, в этой школе непролазная грязь, и с этим нужно что-то делать.

…Ланцева провела расследование, встречалась с преподавателями. И с теми, кто сейчас работает, и с теми, кто выдавлен из школы Цепневой, нисколько не жалея, что занялась этим делом. Если разгребать грязь в городе, то начинать надо с музыкальной школы.

То, что по бухгалтерским документам проходят «мертвые души», здоровая часть коллектива (так Цепнева называла своих сторонников) знала давно, поскольку каждому давали расписываться в ведомости за несуществующих работников. Таким образом, каждый из здоровой части коллектива участвовал в подделке подписей и таким образом садился на крючок. До поры до времени не знала о «мертвых душах» только свора — так Цепнева называла своих противников. Им в ведомости давали увидеть только ту строку, где нужно было поставить свою подпись.

Что могут прятать бухгалтер и кассир? Прежде всего, суммы заработной платы.

Самые преданные Цепневой преподаватели получали немыслимое количество часов, отработать которые, пусть хоть пар валит из ноздрей, было практически невозможно. Работали на трех-четырех ставках, тогда как две ставки – это предел. Соответственной была и зарплата. Человек получал в два-три раза больше, чем фактически заработал. Плюс к тому здоровая часть коллектива имела разряды, не соответствовавшие педагогической квалификации. Таким образом, государство ежегодно платило за фиктивную отработку и завышенную квалификацию сотни тысяч рублей.

Но были еще «мертвые души». Разного рода техническими работниками (вахтерами, дворниками, уборщицами) числились надежные люди – родственники преданных Цепневой преподавателей. На них выписывалась не только зарплата, но даже премии за якобы хорошую работу. Тогда как преподавателям из своры, как бы хорошо они ни работали, премии, как правило, не выписывались. Таким образом, из бюджета государства ежегодно изымались еще сотни тысяч рублей.

Цепневу подстраховывал ее заместитель по безопасности, бывший кагэбэшник с юридическим образованием, знавший обо всех ее махинациях, дававший советы, как обходить закон и как защищаться от своры.

Это он консультировал Цепневу, когда Радаева (ее называли детонатором) дважды пыталась вывести ее на чистую воду. Но советы помощника не всегда давали нужный результат. И тогда Цепнева шла напролом. Просила следователя показать ей протокол показаний педагога-свидетеля, ловким движением опытной уголовницы комкала этот протокол и заталкивала в рот. Угрожала прокурору города Иванову, поддерживавшему против нее обвинение в злоупотреблениях служебным положением, что продаст машину и наймет ребят, которые займутся его детьми. Не без участия Цепневой ведомости на зарплату странным образом исчезли из центральной бухгалтерии города…

Ланцева пыталась понять, почему преподаватели терпят Цепневу? Неужели все вместе с ней исподлились? Ей объяснили. Если есть в человеке какая-то пакостная черта, Цепнева обязательно ее нащупает, вытащит и найдет применение. Возьмем, например, самую распространенную черту – бездарность. Большинство преподавателей – люди средних способностей. При другом директоре они могли бы больше работать над собой и превзошли бы себя. Но только не при Цепневе, поскольку она сама бездарна. На фоно даже двумя пальцами собачий вальс не сыграет. Поет мимо нот. Закончила где-то в Средней Азии «Кулек» – институт культуры. Чему ее там могли научить? Только руководить художественной самодеятельностью. Она даже служебные бумаги составлять не умеет, за нее секретарь все делает.

В хорошей музыкальной школе каждый преподаватель оценивается по выступлениям его учеников на всевозможных конкурсах. Цепневой конкурсы были не нужны. Ей нужно было, чтобы преподаватели получали незаработанные деньги и делились с ней. Больше ничего.

Она делала все для того, чтобы способные ученики не развивали свои дарования. Лучших из них, чьи способности выявлялись при поступлении в школу, передавала своим преподавателям, как правило, бездарным. Она потому и Радаеву гнобила, что та, несмотря на все запреты и помехи, ездила на конкурсы и привозила первые места.

– Где она училась в Средней Азии? – спросила Ланцева.

Ей назвали город. Оставшиеся в Душанбе знакомые разузнали: в названном институте культуры студентка Цепнева Ираида Егоровна никогда не училась.

Анна обратилась в отдел кадров администрации города. Попросила разрешения взглянуть на диплом Цепневой. Долго искали. Выяснилось, что диплом странным образом исчез …

Выслушав Ланцеву, Кодацкий принялся рассуждать о последствиях. Если даже газета выступит с разоблачительной статьей, Цепнева тут же подаст в суд. Нет, он не враг себе, чтобы печатать такой материал. Их агентству помогает Рогов, лучший приятель Цепневой. А она помогла Рогову стать банкиром. Нет, Рогов не даст ее в обиду.

– Ты соображаешь, куда меня толкаешь? – воскликнул Кодацкий. – Это для нас равносильно самоубийству.

– По-твоему, мы должны закрывать глаза на то, что она вытворяет? – спросила Анна. – Зачем тогда мы вообще существуем?

– Мы существуем для того, чтобы хорошо существовать, – с серьезным лицом отчеканил Кодацкий. И проникновенно продолжал: – Анюта, тебя взяли на работу, дали приличную зарплату, совершенно бесплатно – двухкомнатную квартиру. Тебе этого мало? Тебе надо еще правды и справедливости? Где нет грязи? Она везде и всюду сверху донизу. Где только можно прикарманить денежки, их прикарманивают. Везде одним выписывают больше, а другим меньше. Везде есть недовольные. Ну и что? Всюду будем совать свой нос? Чего молчишь?

– А чего говорить? У начальства – как на допросе. Все, что ни скажешь, будет против тебя. У меня совсем другая отправная точка. Если ты не помогаешь людям добиваться справедливости, то ты не журналист, а жалкий писака, получающий деньги за удовольствие видеть свои статейки. Смерть педагога Марии Ивановны Радаевой от сердечного приступа произошла через две минуты после разговора с директором Ираидой Егоровной Цепневой. Четверо свидетелей, хотя в таких случаях хватает и двух, в один голос утверждают, что Цепнева крыла отборным матом и всячески оскорбляла Радаеву, причем делала это преднамеренно. Она отлично видела, что Радаева находится в предынфарктном состоянии. Я этого дела, Игорь, так не оставлю. Все можно простить, кроме смерти. Я уж не говорю о том, что Цепнева растлила все вокруг себя. А ты говоришь, не трогай ее. Ее место в тюрьме, а не в кресле директора школы. Неужели ты не понимаешь, что защищая ее, ты предаешь нашу профессию?