Он посмотрел в списке, кто там стоял следующим, и увидел
свое имя. Тогда он кинул наземь свою фуражку и пошел по улице, и сердце его
стало свинцовым, потому что он узнал, что завтра Хлоя умрет.
LXIV
Надстоятель разговаривал со Священком, Колен дождался конца
их беседы и лишь тогда направился к ним. Он шел, как слепой, и то и дело
спотыкался. У него перед глазами была Хлоя, недвижно лежащая на их брачной
постели. Он видел ее матовую кожу, темные волосы и прямой нос, ее чуть выпуклый
лоб, округлый и мягкий овал лица, ее опущенные веки, которые отторгли ее от
этого мира.
— Вы пришли насчет похорон? — спросил Надстоятель.
— Хлоя умерла, — сказал Колен.
И он сам услышал, как говорит «Хлоя умерла», но не поверил
этому.
— Я знаю, — сказал Надстоятель. — Сколько
денег вы намерены потратить на похороны? Вы, конечно, желаете, чтобы церемония
была достойной.
— Да, — сказал Колен.
— Я могу вам предложить весьма пышный обряд,
стоимостью, примерно, в две тысячи инфлянков, — сказал Надстоятель. —
Впрочем, если угодно, то можно и еще более дорогой…
— У меня всего лишь двадцать инфлянков, — сказал
Колен. — Может быть, мне удастся раздобыть где-нибудь еще тридцать или
сорок, но не сразу. Надстоятель набрал в легкие воздух и выдохнул его с
гримасой отвращения.
— Значит, вы рассчитываете на церемонию для бедных.
— Я и есть бедный… — сказал Колеи. — И Хлоя
умерла…
— Да, — сказал Надстоятель, — но перед
смертью каждому человеку следует позаботиться о том, чтобы найти деньги на
приличные похороны. Итак, у вас нет даже пятисот инфлянков?
— Нет, — ответил Колен. — Но я, пожалуй, мог
бы увеличить сумму до сотни, если бы вы согласились дать мне рассрочку. Да
понимаете ли вы, что это значит сказать самому себе «Хлоя умерла»?
— Видите ли, — сказал Надстоятель, — я к
таким вещам привык, так что на меня это впечатление не производит. Вообще-то
говоря, мне надо было бы посоветовать вам искать утешения у Бога, но боюсь, что
на такую мизерную плату его беспокоить не положено…
— Я и не буду его беспокоить, — сказал
Колен. — Не думаю, что он мог бы мне чем-нибудь помочь, раз Хлоя умерла…
— Что-то вы зациклились на этой теме, — сказал
Надстоятель. — Подумайте о… Ну, я не знаю, о чем… О чем угодно… Допустим
о…
— Скажите, а за сто инфлянков будут приличные похороны?
— Я даже не хочу этого обсуждать, — сказал
Надстоятель. — Уж на полтораста монет вы, надо думать, все же
расщедритесь.
— Мне придется вам их долго выплачивать.
— У вас есть работа… Вы мне напишите расписку…
— Я готов, — сказал Колен.
— В таком случае, — сказал Надстоятель, — вы,
может быть, согласитесь на двести инфлянков, и тогда Священок и Пьяномарь будут
за вас, а при ста пятидесяти они будут против вас.
— Нет, не смогу, — сказал Колен. — Не думаю,
что эта работа будет у меня долго.
— Итак, мы остановились на ста пятидесяти, —
подвел итог Надстоятель. — И это весьма прискорбно, потому что церемония и
в самом деле будет гнусная. Вы мне отвратительны, молодой человек, вы оказались
таким скрягой.
— Прошу прощения, — сказал Колен.
— Ступайте писать расписку, — сказал Надстоятель и
грубо его оттолкнул. Колен налетел на стул. Надстоятель, пришедший в бешенство
от этого шума, снова толкнул его в сторону тризницы и ворча пошел за ним
следом.
LXV
Колен поджидал гробоносцев в прихожей своей квартиры. Оба
явились, перепачканные с ног до головы, потому что лестница все больше
разрушалась, но они были в такой старой и истлевшей форме, что лишняя дырка там
или пятно дела не меняли. Сквозь лохмотья виднелись их нечистые, мосластые,
поросшие рыжим волосом ноги. Гробоносцы поздоровались с Коленом, похлопав его
по животу, как это предусмотрено в регламенте дешевых похорон. Прихожая
напоминала теперь коридор в подвале. Им пришлось пригнуть голову, чтобы
добраться до комнаты Хлои. Те, кто доставили гроб, уже ушли. Место Хлои занял
теперь старый черный ящик, весь во вмятинах и помеченный порядковым номером.
Гробоносцы подхватили его и, используя как таран, вышвырнули в окно. Гробы
сносили на руках по лестнице только в тех случаях, когда за похороны платили
более пятисот инфлянков.
«Так вот отчего, — подумал Колен, — ящик этот
помят». И он заплакал, потому что Хлоя, должно быть, сильно ушиблась, а может,
и разбилась от такого удара. Потом Колену пришло на ум, что она уже ничего не
чувствует, и он заплакал пуще прежнего. Ящик с грохотом упал на булыжник
мостовой и раздробил ногу игравшему там ребенку. Пиная гроб ногами, гробоносцы
подогнали его к тротуару и лишь тогда подхватили на руки и водрузили на
катафалк. Это был очень старый фургон, выкрашенный в красный цвет; один из
гробоносцев сел за руль. За машиной шло очень мало народу: Николя, Исида, Колен
да еще два-три незнакомых им человека. Фургон ехал довольно быстро, и им
пришлось бежать, чтобы не отстать. Шофер горланил какие-то песни. Он вел машину
молча, только если за похороны платили больше двухсот пятидесяти инфлянков.
Перед церковью катафалк остановился, но гроб с него так и не
сняли, хотя все провожающие вошли внутрь для отпевания. Надстоятель с хмурым
видом повернулся к ним спиной и невнятно начал панихиду. Колен стоял перед
алтарем. Он поднял глаза. Перед ним на стене висел крест с распятым Иисусом.
Вид у Иисуса был скучающий, и тогда Колен спросил его:
— Почему Хлоя умерла?
— Мы к этому не имеем никакого отношения, —
ответил Иисус. — Не поговорить ли нам о чем-нибудь другом?
— А кто имеет к этому отношение? — спросил Колен.
Они разговаривали тихо, и остальные не слышали их беседы.
— Уж во всяком случае, не мы, — сказал Иисус.
— Я пригласил вас на свою свадьбу, — сказал Колен.
— Она удалась на славу, — сказал Иисус, — и я
хорошо повеселился. Почему на этот раз вы дали так мало денег?
— У меня больше нет ни гроша, — сказал
Колен, — а потом, это же не свадьба.
— Да, — сказал Иисус. Казалось, он был смущен.
— Это совсем другое, — сказал Колен. — На
этот раз Хлоя умерла… Я не могу подумать об этом черном ящике.
— М-м-м… — промычал Иисус. Он глядел в сторону и,
казалось, скучал. Надстоятель крутил трещотку и выкрикивал латинские стихи.