Застава в огне - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Брагин, Александр Хорт cтр.№ 54

— Тогда, может, мне тоже походить? — кисло улыбнулся Клейменов.

— Не знаю. Это у всех по-разному. Многие любят думать лежа. Так что сам решай.

Константин сел на стул, но бочком, робко, будто в любой момент был готов вскочить. Спросил:

— Почему ты заговорил о черном джипе? Мы ведь с ним покончили.

— Не совсем. И, кстати, непонятно, как мы с ним покончили. Амир же был не дурак, не зря он так долго водил нас за нос.

— Да, хитрая была сволочь, — согласился Константин.

— И хитрый тип, и крайне осторожный. Чего же тогда, спрашивается, он легко подставился нам на дороге? Я ему в лоб целю, а он разговаривает со мной таким тоном, будто это я у него на мушке. Странно.

— Полагаю, просто не трус, храбрый человек.

— Допустим. И второй вопрос — он же прекрасно знал, что я не продамся ни при каких условиях. Но решил еще раз поторговаться. Зачем?

— У него не спросишь.

— Да и не надо. Сами разберемся. Мы же вместе думаем, Костя. У него, видимо, был в запасе какой-то аргумент, и, судя по всему, не слабый.

Подумав, Клейменов сказал:

— Тот второй, с автоматом. Наверное, на него была вся надежда.

— Плохо думаешь, плохо. Амир был спокоен, потому что знал: я и в самом деле нахожусь на мушке. И аргумент был более чем весомый — лучший друг, который меня предал. Можно тут сломаться? Можно. Я еще тогда все понял.

У Клейменова вырвался вопрос, видимо, мучивший его последнее время:

— Но ты нарочно повернулся ко мне спиной. Зачем?

— Да, я подумал: если ты правда с ними — стреляй в спину, мне все равно. Тогда жить точно не стоит.

Константин, понурившись, молчал. Он долго ожидал наступления этой страшной минуты.

— Ну что скажешь, капитан-мусульманин? — Мансур сел на стул рядом с ним. — Давай подробности.

Клейменов был давно готов это услышать. Похожие слова, но произнесенные вслух, они сразу всколыхнули в нем обрывки кошмарных воспоминаний: размытые картинки, засевшие в памяти, как неизлечимо больные клетки. Пронзительное завывание мусульманской молитвы на арабском языке. Силуэты в национальных одеждах простирают руки к небу, совершая намаз. Согнутый силуэт юноши, стоящего на коленях со связанными руками. Широкое блестящее лезвие кинжала, приставленное к горлу. Потом силуэт падает ниц под монотонное завывание фраз молитвы… Сколько раз он гнал эти картины от себя прочь, а они все возвращаются и возвращаются.

Клейменов вздрогнул, выныривая из удушливых объятий фантомов, словно ныряльщик из воды.

— Что тебе сказать на это, что? — сдавленным голосом заговорил он. — Объяснить все тем, как жить хочется — в последний год войны, в девятнадцать лет? А вот и нет. Нет. Не хотелось мне больше жить, смерти ждал как спасения. Только не хотелось так — на коленях, со связанными руками. С оружием в руках умер бы не моргнув глазом, счастливый, а так не хотел. Тогда они поставили мне условие, сказали: убей друга, да он и не друг тебе, прими ислам и живи дальше. Иначе обоих убьем. Мне так сказали. И я не устоял, согласился. Я — убил. Как страшно это звучит! Главное, он тоже мог убить меня. Ему предлагали. Но он отказался. А я нет. Я его всю жизнь буду помнить и буду помнить, что он не боялся, жалел меня. Настоящий офицер. Капитан. Пограничник. Ты когда «Биссмиле рахмон рахим» читаешь — с Богом говоришь, да? А мне черт мерещится. Я потом думал: искуплю, жизнью всей искуплю. Бежал. Нарочно пошел в пограничное училище, как бы в честь него. Служил, воевал честно. Пять лет назад взял у Амира кассету, а там вместо фильма…

— Можешь не продолжать, — сказал Мансур. — Увидел, как ты убивал того капитана. Этого следовало ожидать.

— Да. Через десять лет нашли меня. Вот так вот они работают. Лишнего не доносил. Проходы указывал. Про засады предупреждал. Деньги брал.

Аскеров бросил ему «спасательный круг»:

— Ты же не стрелял в меня.

— Да понял я, почему ты повернулся. Как же тут можно стрелять!

— Бежать хотел?

— Да. Я же для них тоже труп. Не простят Амира. Вот и решил ноги сделать. Потом представил: сын Егорка когда-нибудь спросит — Катю или меня: «Папа, ты кто? Где ты был тогда?» — Он вздохнул и посмотрел на Аскерова: — Все, Мансур, ты должен меня сдать.

— Нет.

— Мюллера ты отмазал, а меня должен сдать. Все кончено.

— Нет, Костя. И не надейся. — Он встал, походил по комнате, после чего опять сел рядом с Клейменовым. — Ты не понял самого главного: я никого из вас им не отдам, ни одного человека.

— Теперь я уже точно жить не хочу.

— Как тогда, в плену? Так выбирай снова. Люди всегда стоят перед выбором. Хочешь — живи. Хочешь — умри на коленях. А хочешь — с оружием в руках. Я бы не взял на себя ответственность решать чужую судьбу. Тебе самому решать.

Клейменов сидел с ошарашенным видом. До него не сразу дошло, что судьба снова предоставила ему выбор. У него появился шанс. Опустив голову, он обхватил ее руками.

— Костя, тебе плохо?

Клейменов откинулся на спинку стула и сквозь слезы улыбнулся — счастливый, светлый, безмерно благодарный своему другу и жизни, которая дает второй шанс.

— Хорошо мне, Мансур. Легко. Никогда так легко не было.

Ратников поймал себя на мысли, что стал суеверным человеком. Снова вспомнил, как мать, Наталья Тимофеевна, едва ли не каждое утро открывала наугад какой-нибудь сборник стихов. Загадывала, например: «пятая строка сверху», читала ее. Что там написано, так день и пройдет.

Вот и Владимир теперь так же. Раскрывает по утрам свою, как он говорит, Библию — «Капитанскую дочку». Сегодня попался абзац «в руку»: «Принять надлежащие меры! — сказал комендант. — Слышь ты, легко сказать. Злодей-то, видно, силен; а у нас всего сто тридцать человек… Однако делать нечего, господа офицеры! Будьте исправны, учредите караулы да ночные дозоры… Пушку осмотреть да хорошенько вычистить. А пуще всего содержите все это в тайне, чтоб в крепости никто не мог о том узнать преждевременно…».

«Пушку-то мы начистим, — подумал лейтенант. — Только нас всего сорок человек, не разгуляешься».

Утром ему предстояло доложить командному составу о предполагаемых действиях противника и о действиях заставы в случае внезапной атаки. Доклад будет содержать не только его личные соображения, они все обсудили вчера с Аскеровым. Однако Мансур попросил выступить с докладом именно его, Владимира, и на авторитет начальника заставы даже не ссылаться, тем более что формально он сейчас бывший. В кабинете Аскерова собрался весь командный состав, не было только прапорщика Белкина.

— Как видите, картина нерадостная, но вполне объективная, — сказал Мансур, когда Ратников закончил.

— Суворовцы — они башковитые. До всего додумаются, — пошутил Мюллер с серьезным видом, и офицеры отозвались смешками.