Тайник теней - читать онлайн книгу. Автор: Мария Грипе cтр.№ 85

По нескольким причинам я не мог «раскрыть тебе мое сердце», как ты того желала. И как, возможно, хотел бы даже я сам. Но только при других обстоятельствах. Первая причина моего вчерашнего молчания заключается в том, что я с самого начала знал, что у нас слишком мало времени для доверительного разговора с глазу на глаз.

Ты, конечно, помнишь ту молодую женщину, которая вошла в кондитерскую и села возле двери. Я заметил, как ты ее изучала. И твоя прекрасная интуиция сразу подсказала тебе, как ты выразилась: «что-то вот-вот произойдет». Ты была совершенно права.

Что-то наверняка должно произойти!

Женщину, которую ты видела, зовут Эдит, и она – моя возлюбленная.

Впрочем, некоторое время назад не только моя…

С Эдит все обстоит вот как: она обладает нежным сердцем, однако ненавидит театр, ненавидит кинофильмы, танцы и прочие увеселения, которые называет греховными и ветреными. Но меня Эдит любит, и это приносит ей страдания, поскольку я актер, и ей следовало бы ненавидеть меня – но она не может.

Сама же Эдит модистка. Она искусна в своей работе, хотя и ею недовольна так же, поскольку красивые шляпы – тоже грех. И хотя она делает шляпки не для себя, но считает, что и это приумножает ее прегрешения, особенно если среди ее клиенток попадается кто-нибудь из актрис, которых она считает весьма легкомысленными.

Она работает в ателье на Вэстерлонггатан, неподалеку от кондитерской Ланделиуса, и, конечно, знала, что я собирался там встретиться с тобой. Мы пообещали ничего не утаивать друг от друга, и поэтому я сам рассказал ей об этом. Мои слова так взволновали ее, что она проводила меня прямо до дверей и после зашла за мной в кондитерскую, но, как ты заметила, все время скромно держалась в тени.

Мы с Эдит поженимся. Однако вначале каждому из нас следует изменить свою жизнь – так она считает.

Она должна покончить со шляпным ремеслом, а я – подыскать себе «приличную профессию».

Эдит подумывает делать вместо шляп различного рода меховые шапки, и, вероятно, мы могли бы вместе открыть небольшой салон, который бы я содержал, поскольку она как женщина мало разбирается в торговле – а мне как мужчине следует это уметь.

Как ты понимаешь, Эдит не из тех, кто борется за избирательное право для женщин. Превосходство мужчин для нее неоспоримо. Даже если мужчину угораздило податься в актеры. Ведь все можно изменить.

Откровенно говоря, я никогда не думал о женитьбе, но я люблю Эдит и готов пожертвовать ради нее всем. Если окажется необходимо, то даже театром. Поначалу я вообще не осмеливался додумать эту мысль до конца, но поскольку за последнее время я понял, что мне никогда не стать большим актером, эта жертва перестала выглядеть такой страшной, как прежде.

Возможно, это будет скорее благодеянием, если я прекращу играть в театре и займусь чем-то другим. Посредственность – самое ужасное на свете. Я знаю, что и ты так думаешь. Тогда уж лучше быть отвратительным ничтожеством, какой я и есть сейчас. Вопрос только в том, какую стезю мне выбрать вместо театра.

Становиться владельцем салона меховых шапок мне не очень хочется.

Слава богу, у меня есть некоторые денежные сбережения. Никакого покровителя у меня нет, хотя я и старался, чтобы все думали именно так. Я делал это лишь потому, что в театральных кругах престижно иметь покровителя, но все это неправда. Все это время мне помогала моя мать. А вернее сказать, сам того не ведая, мне помогал мой покойный отец. Это был домашний тиран каких мало, он ни за что не позволил бы мне пойти в театральную школу.

Его мнение об актерах было столь же высоко, как и его мнение о женщинах. И тех и других он называл одним словом – паразиты!

Мой отец был торговцем-оптовиком. Преуспевающим в своем деле. Он торговал кожей, шкурами и мехами.

Этому он посвящал все свое время. И постепенно сам «озверел» (прости мне мою неудачную шутку). Свою жену он называл «женщина в моем доме».

А меня – «младший». Это означало, что мне предстоит наследовать его предприятие. Так он решил еще до моего рождения.

Мы с матерью были его собственностью, а сам он не принадлежал никому, кроме, разумеется, самого себя. Это он давал понять со всей ясностью. Моей матери не разрешалось называть его «мой муж» или «мой супруг». Она должна была говорить «мужчина, которому я жена».

Когда я появился на свет, меня встретили с восторгом. В течение всей беременности мама до смерти боялась, что родится ребенок нежелательного пола. Но я оказался тем, кем надо, и дом наполнился безмерной радостью. Хуже пришлось моей бедной сестре, которая родилась через год. Оптовик заказал по меньшей мере двоих мальчиков, и лишь потом собирался обзавестись девочкой. Он пришел в неслыханную ярость, когда понял, что в этом его ослушались. Еще один паразит!

А тут еще сын захотел стать паразитом!

Однако этого он, как я уже говорил, так и не узнал. Ни с того ни с сего он умер однажды утром, в бешенстве отчитав кого-то по телефону. Это был допустивший промашку служащий, который, узнав о том, что случилось, чуть не ополоумел от горя. Он счел, что невольно убил своего хозяина.

Вероятно, потому, что втайне давно желал старику смерти. Как наверняка и большинство его подчиненных. А у отца были одни подчиненные, то есть одни враги. Ни о каких друзьях я никогда даже не слышал.

Но мне было жаль того беднягу, который случайно довел все до смертельного исхода. В сущности, на его месте мог оказаться кто угодно. Отец вел дела в своих магазинах по телефону. И всегда любил звонить по утрам, когда бывал особенно не в духе. В этом крылся особый расчет. Ближе к полудню отец становился более уступчивым. А это не приносило пользы.

Вспышки гнева случались с отцом постоянно, его рев слышался по всему дому, а мы, бедные дети, боялись даже пройти мимо его кабинета, где он орал и бранился по телефону. В конце концов все зашло слишком далеко. Мы опасались, что телефонный аппарат не выдержит и сломается, но первым не выдержало его собственное сердце. Никто этого не ожидал.

Горевали по отцу не так уж сильно, но в доме воцарилась непривычная тишина.

Тишина и пустота. В доме мы не привыкли говорить в полный голос. Мы всегда ходили на цыпочках и перешептывались. У отца был хороший слух, но он не выносил ничьего голоса, кроме собственного. Дети всегда были ему помехой, женский голос его раздражал, и мы привыкли молчать или говорить лишь в самом крайнем случае, да и то так тихо, как только могли. Но теперь, когда торговец умолк навеки, тишина стала казаться нам нестерпимой. Мы плакали, но не скорбели – нам было просто пусто.

И тогда я стал населять дом различными голосами. Я стал разыгрывать роли. Я делал это, чтобы прогнать тишину, и начал с роли оптовика. Сначала робко, потому что никогда нельзя знать наперед, не обидит ли это кого-нибудь, однако все прошло вполне успешно. Тогда я осмелел и стал изображать отца и так и сяк. Я и понятия не имел, какими богатыми голосовыми данными располагаю. Домочадцы слушали меня с восхищением, к которому примешивался страх.