— Ничего, Юрашка, — он погладил малыша по голове. — Просто немного перекупался. Это бывает.
— Я хотел, как ты, — не открывая глаз, сказал Юрашка. — Хотел гуся надуть — и на тот берег… Я ведь уже хорошо плаваю. Меня Варя научила… И блинчиков я поем. Поем и выздоровею… Эй! Там же блинчики! Гена! Их доставать надо. Вдруг сгорят?..
Было понятно, что Юрашка бредит.
— Слышь, бабка, растереть бы мальца, — дед Жора кивнул на выставленную бутылку. — Настойкой смородиновой и растереть…
Вместе с Генкой в четыре руки Федосья Ивановна скоренько приготовила смесь давленной клюквы и дедовской настойки, осторожно лизнула на язык полученное снадобье.
— Вроде ничего…
Когда стянули с мальчонки рубашку, он жалобно захныкал и тут же попытался свернуться калачиком.
— Холодно!..
Тельце парнишки покрылось гусиной кожей, и Генка с ужасом взирал на то, как энергично бабушка растирает по спине и груди Юрашки пахучую микстуру. Сейчас малыш представлялся особенно маленьким, — такого и трогать, казалось, страшным. Тем не менее управилась Федосья Ивановна быстро. У самого Генки так ни за что бы не получилось.
— Ну вот, теперь полегче будет. Главное — поспать, а утром на поправку пойдет…
— Стало быть, ложимся, — сурово рассудил дед Жора. — Утро — оно вечера завсегда мудренее.
— Может, я с ним лягу? — предложила бабушка Феня, но Гена решительно покачал головой. Уж он-то знал: если ляжет в стороне, станет еще страшнее. Какой уж там сон…
— Играем в разведчиков! — объяснял Генка. — Все просто: глядим друг другу в глаза и не мигаем! Кто первый моргнул…
— Тот — лузер! — выпалил Юрашка.
— Верно, тот и проиграл. Начинаем…
Они уставились друг на друга, и Гена тут же дурашливо надул щеки. Он ожидал, что Юрашка сразу мигнет, но этого не произошло. Бильярдными шарами перекатывались минуты. Один шар, другой — и вот уже в лузах их — добрый десяток! У Генки все сильнее кружилась голова, в глазах нарастала нестерпимая резь, а Юрашка продолжал смотреть пристально и серьезно. И само собой высветилось в голове, что луза и лузер — от одного корня. Но на этот раз в лузерах оказался сам Генка!
Он мигнул. И еще раз. По щекам потекли слезы. Гена хотел улыбнуться, но улыбка вышла кривой. А вот Юрашка по-прежнему не мигал.
— Ну все, хватит! Ты выиграл! — Генка утер слезящиеся глаза рукой и только теперь сообразил, что дело нечисто. — Юрашка, ты чего!
Мальчик продолжал глядеть на него застывшим взглядом, не двигаясь, не мигая.
— Юрашка, не надо так шутить! — Гена схватил его за плечи, крепко тряхнул, коснулся ладонью лба и торопливо отдернул… Нет, этого не могло быть! Еще недавно малыш был таким горячим, а теперь температура спала…
— Юрашка! — Гена обнял холодное тельце. — Юрашка, не надо так со мной поступать!
Он заплакал навзрыд и проснулся…
Было темно, и по щекам его, в самом деле, текли слезы. Рывком приподняв голову, Гена прислушался.
Дыхание. Тяжелое, с присвистом… Да ведь это дед Жора!
А еще через несколько секунд, попривыкнув к темноте, он разглядел Юрашку. Малыш лежал рядом — и не просто рядом, а свернувшись калачиком, повторяя скрюченные контуры Генкиного тела. Точно улитка в раковине, он легко умещался между коленями и подбородком Геннадия. Это было смешно, и это было трогательно. Малыш был корабликом, а Генка — бухтой. Но главное, что Юрашка дышал!
Приблизив ухо к его всклокоченным волосенкам, Генка напряженно прислушался. Да, малыш часто посапывал во сне, и жуткий сон можно было счастливо забыть. Стереть, как битый файл, как неудачную игрушку.
Подросток протянул руку и нашарил на табурете мобильный телефон. Включив подсветку, воспользовался им, как фонарем, осторожно поднялся. Поправил одеяльце на малыше, некоторое время постоял рядом. Не удержавшись, поцеловал Юрашку в щеку, подержал в ладонях его маленькую ручонку. Горячие пальчики чуть дрогнули, и Гена принял это как добрый знак.
Двигаясь на цыпочках, он вышел из горницы в сени, открыв дверь, спустился по ступеням…
Судя по просветам на горизонте, ночь уже пошла на спад. Далеко на востоке в черноту плеснули утреннего молока, и только здесь, над головой, сияли еще звезды. Как обычно запятая месяца делила невидимые в темноте слова.
Генке неожиданно подумалось, что теперь он знает, какие строки могут быть написаны на небосклоне. А если не знает, то догадывается. Потому что сегодня Генке открылась странная вещь: можно не бояться страшного и можно полюбить чужого. Ведь кто был Юрашка для него вчера? Да никто! Всего месяц назад Генка его и знать не знал. Посторонний сорванец, четырехлетний карапуз — только и всего. Конечно, забавный, не по годам сообразительный, но что с того? Наверное, можно пожалеть сиротку, даже игрушек накупить, сладостей, но жалость — это еще не все. Про «все» Генка понял только сегодняшней ночью, когда впервые представил себе, что маленький Юрашка может умереть.
Откуда явилось это откровение, он не знал. Потому и вышел, наверное, под открытое небо, под эти древние звезды. Мягкое сияние, что заливало ночную землю, родилось не сегодня, — миллионы и миллиарды лет назад. Тот самый свет, что летел к Земле из далекого далеко и знал о вселенной много больше человечества. Люди это плохо понимали, зато сознавала их душа, чувствовали глаза…
На шею опустился комар, и чуть погодя Генка ощутил легкий укол. И сразу вспомнилась давняя беседа с Варей на пруду. О чем они тогда говорили? Кажется, о затопленной Мологе, о сердце, что слева от солнышка… Но вот сейчас солнышка, к примеру, нет, а сердце болит. За Варю, за Юрашку, за что-то совершенно непонятное. И уже не жалость это, а нечто большее, о чем раньше Генка даже не догадывался.
Он махнул рукой, и комар, кружа, улетел в ночь. А в следующее мгновение небо прочертила яркая полоса. Гена нахмурился. Кажется, в таких случаях следует быстро загадывать желание, а он, получается, не успел?
Подойдя к поленнице, парнишка ладонью огладил шероховатые срезы. Наверное, все-таки успел. Потому что не в быстроте дело, а в том, что желания нужно иметь. А если они есть, то найдется и то, чему сбыться. Генкино сегодняшнее желание уже сбылось. Может быть, даже не сегодня, а гораздо раньше. Ведь страшно подумать, что он мог не покинуть города вовсе, мог не оказаться в этой глухой деревушке, не познакомиться с Варей и Валерой, не подружиться с Юрашкой.
Гена снова огладил поленницу и беззвучно засмеялся. Возможно, там, в городе, он даже болел — тяжело и серьезно, а вот сегодня взял и выздоровел. Потому что сумел полюбить. Совершенно чужих и таких не похожих на него людей…
* * *
Утро они безнадежно проспали. Причина была самой уважительной: Генка отлеживался после беспокойной ночи, Юрашка же только-только совладал со своей болезнью и теперь набирался сил и здоровья. Поднявшиеся спозаранку старики поочередно потрогали лоб малыша и облегченно вздохнули. Температура ушла, а с ней отступила и болезнь. Поэтому не стали никого и будить. Если бы не внезапный звонок, Гена с Юрашкой могли бы проспать большую часть дня, но мобильный аппаратик заставил их встрепенуться, настойчивым своим голоском вырвал из дремотных глубин.