— Погоди… — Мишаня неожиданно смутился. Дернув плечом, неловко из себя выдавил: — Ты, короче, это… С Катюхой вроде как гуляешь?
— Вроде как — это как? — Гена насмешливо улыбнулся. Первая оторопь прошла, и теперь он чувствовал себя вполне уверенно. Да и почему не чувствовать? Мишаню после той памятной схватки он особенно не боялся. А уж с новеньким электрошокером в кармане не испугался бы даже свирепого Степчика.
— Ты зубки-то не показывай! — Мишаня набычился. — Я, короче, предупредить хотел…
— О чем предупредить?
— Насчет Катюхи… — Мишаня не умел связно разговаривать, и видно было, что волнуется он страшно. — Ты-то здесь мимоходом — приехал и уехал, а ей, короче, жить.
— Ага, и тебе, значит, — заключил Генка. Его внезапно осенило. — Погоди! Ты что же, клинья под Катюху подбиваешь?
— Это ты подбиваешь, а у меня все по-человечески! — вспылил Мишаня. — Потому, короче, и толкую с тобой. Или думаешь, если из города, так круче Эвереста?
— Ого! Ты и про Эверест знаешь!
— Не глупее тебя! Короче, так… — Мишаня наморщил лоб. — Если ты, короче, на Валеру или на что другое надеешься, так это, короче, зря. И про Катюху забудь! Потому что, если, ты, короче…
— Я короче, ты короче, а кто самый короткий, никто не знает, — перебил Мишаню Генка. Стрельнул разрядником перед носом собеседника и небрежно сунул аппаратик обратно в карман. Пальцы наткнулись на бусы, и Генка стиснул их в кулаке. — Я, конечно, не оратор, как ты, и короче разговаривать не умею, но тебе скажу следующее: за Катюху не переживай, она дама бойкая, за себя постоять сумеет. И ухаживать я за ней не собираюсь.
— Чего тогда шляетесь?
— Это ты шляешься. А я провожал девушку до дому, — Генка подумал, что разговор получается глупый и, чуть поколебавшись, протянул Мишане бусы.
— Что это?
— Подарочек для нее. Она просила, а мне случайно перепало.
— Ну?
— Что ну? Не мне же ей это дарить! Хочешь ухаживать, вот и отдай. Только про меня ни звука. А ей понравится, слово даю! Она сама проговорилась.
Мишаня ошеломленно молчал.
— Так это… Значит, мне, что ли?
— Ну, не совсем тебе. Я же говорю: для Катюхи, но от тебя, — Гена вздохнул. — Так что, берешь?
— Беру, — сипло выдохнул Мишаня. — Только это… У меня, короче, денег сейчас нет…
— А я деньгами и не возьму, — Гена серьезно посмотрел в глаза собеседнику. — Хочешь отработать, помоги Валере. Ему лишние руки не помешают, и ты в добром деле поучаствуешь.
— Ты это… Серьезно?
— Конечно. Электричество-то, считай, для всех делаем. И для Катюхи в том числе.
Последний аргумент оказался решающим, пальцы с бусами сами собой сжались.
— Так мы договорились?
Мишаня кивнул. Тихо добавил:
— Только чтобы все по-честному. Без трепа.
— Годится, — Гена первым протянул руку, и Мишаня, переложив бусы в карман, ответил крепким пожатием.
Фигура его снова качнулась и уже через несколько шагов растворилась в вечернем сумраке. Прислушиваясь к удаляющемуся поскрипыванию досок, Гена ощутил легкую грусть. Не получалось у него дружить с девчонками, хоть ты тресни! А Катюха, несмотря на всю свою занозистость, оказалась все-таки славной. К Шурику вон прикипела и к Генке интерес проявляла…
Он вдруг представил Варю на месте Катюхи и даже устыдился собственных мыслей. Нашел о чем думать! Варьке ведь всего десяток годков, совсем еще пигалица! Хотя… Рассудить здраво: разница в четыре года — не такая уж огромная. То есть, когда ему будет двадцать два, ей стукнет в аккурат восемнадцать, и получится все наоборот: она расцветет, станет царевной хоть куда, а он превратится в старичка — сгорбленного, очкастого, может быть, даже с морщинами возле глаз. Словом, полная жуть! И конечно, та же Варюха на него уже не взглянет.
Гена сердито засопел. Еще раз прикинул, жалко ли ему отданных бус, и решил, что абсолютно не жалко. Как ни крути, а Мишане они были нужнее.
* * *
ОНИ приехали, как и положено всем чужакам, — в неурочный час и самый неподходящий момент. Приехали, когда Валера с Геной, зайдя по пояс в воду, проводили испытания турбины. Рисковать на авось Валера не стал и для начала сколотил из фанеры простенькое гребное колесо на четыре лопасти. Черенок от лопаты играл роль оси. Заходя в стремнину, они оценивали крутящий момент, а заодно спорили об уровне воды.
— Сейчас-то ровно тянет, а что будет весной? — Генка едва удерживал в руках черенок. Натертые ладони горели огнем, и, конечно, давно пора было выбираться на сушу.
— Весной вода, конечно, поднимется, — согласился Валера. — Потому и надо соорудить понтоны.
— Поплавковая система?
— Точно. Мертвую конструкцию изготовить, конечно, легче, зато и эффект будет ползучим.
— Каким, каким?
— Ползучим! — упрямо повторил Валера. — В смысле — то так, то эдак. А поплавки дадут стабильность.
— Ага, зимой и летом — одним цветом.
— Во-во! — Валера еще раз оглядел берега, кивнул Генке. — Ладно, хорош мерзнуть, — выбираемся. С главным вроде выяснили.
— Значит, оставишь размеры такими же?
— Да нет, немного увеличу. Правда, материал покрепче нужно поискать.
— Углепластик?
— Хватил! Где ты его найдешь! Хотя бы стеклотекстолит какой-нибудь подобрать. И прочно, и вес мизерный.
— Знаю. Раньше из него клюшки вырезали.
— Может, в городе кто и вырезал, а мы здесь свои клюшки из елок делали…
Они вынесли мокрую крестовину на берег, опустили в траву. Тут же сидел и Юрашка, — он как бы ловил рыбу. На прутик — без лески и крючка, что не мешало малышу каждые пять секунд с воплем «подсекать» очередную рыбину.
— Как дела, рыбак? — поинтересовался Генка. Зубы его постукивали, и он с удовольствием подсел к костру, вытянув над дымком руки.
— Хорошо! — отозвался Юрашка. — А прямо сейчас такая щукенция клюнула — чуть удочку не сломала.
— Щукенции — они такие. С ними осторожнее надо.
— Между прочим, хорошая щука ростом поболе Юрашки будет, — заметил Валера. — Такая и утащить может, — глазом не моргнешь.
— А почему — глазом?
— Что почему?
— Ну, глазом почему не моргнешь? — уточнил Юрашка. — Моргают ведь веками. И еще ресничками. А глаз — он как бы на месте остается. И закрывается, как форточка, — Юрашка поморгал, показывая, как закрываются глаза.
— Ну, не знаю… Так почему-то принято говорить… — Валера переглянулся с Генкой. — Веки закрывают, глазами махают… То есть, тьфу ты! — моргают, — он хмыкнул. — А ведь действительно ерундовина! Моргать глазами… Видал, Ген, какой вундеркинд у нас растет! Уже над словом задумывается.