— Конечно, Теймураз Аполлонович. Вы знаете, ваше слово
для меня — закон.
Это было действительно так, потому что именно Теймураз
Аполлонович Нодия был настоящим, реальным хозяином канала ПТЦ.
Конечно, об этом никто или почти никто, кроме Павла
Павловича и нескольких серьезных юристов, не имел ни малейшего представления,
но тем не менее именно старый флибустьер Нодия заправлял наиболее серьезными
процессами, происходящими на ведущем городском телеканале. Именно он решал,
какие события считать первостепенными, а какие — нет, какие крупные городские
компании или каких политиков считать образцом честного бизнеса или светочами
прогресса, а кого объявлять до мозга костей прогнившими, коррумпированными,
связанными с криминальными структурами… В общем, именно Теймураз Аполлонович
определял политику канала.
И среди тех немногих людей, кто об этом кое-что знал, была
Алена Багун. Она, основная ведущая, лицо канала, не могла хотя бы отчасти не
быть посвящена в закулисные пружины политики, что вел телеканал. На этом знании
была в значительной мере основана ее уверенность в своих силах при столкновении
с Каморным: при всей своей нахрапистости, наглости, ловкости и удачливости
Александр в закулисные игры посвящен не был и не знал, что ему не позволят
глубоко копать в деле, где прозвучало название «Городская Нефтяная Компания».
После разговора с Теймуразом Аполлоновичем Отрогов нажал
кнопку переговорника и скомандовал:
— Катя, срочно ко мне Камерного.
Камерного нашли в монтажной. Узнав, что его срочно вызывает
директор, Александр встрепенулся, встряхнулся, как большая собака после
купания, и мысленно принял боевую стойку: он решил, что Строгова накачала Алена
Багун и Палыч хочет устроить ему выволочку, а тут-то он и вывалит на него свои
сенсационные материалы… Каморный и вообще-то обожал волнующую обстановку
скандала, а сейчас тем более чувствовал себя во всеоружии и надеялся выйти из
кабинета директора победителем, хозяином собственной постоянной передачи, а
может, и не одной. И эту стерву Багун тогда можно будет как-нибудь прижучить и
вообще выгнать с канала!
Войдя в кабинет Строгова он увидел, что правая бровь
директора высоко поднята, однако это дурное предзнаменование нисколько его не
испугало.
— Пал Палыч, вы хотели меня видеть?
— Да, Каморный. Объясните, что там у вас за
самостоятельное расследование? Что еще за войну в нефтяном бизнесе вы
раскопали?
— Вы же знаете, Пал Палыч, прошла серия заказных
убийств. Убиты Крутицкий, Бураго…
— То, что эти убийства заказные, — исключительно
ваши домыслы. Где вы слышали о таких заказных убийствах — то штанга на голову
упадет, то сумасшедшая тетка-камикадзе…
— Это не мои домыслы, Пал Палыч, — прервал
Каморный директора, из последних сил сохраняя лояльный, сдержанный тон, но внутри
начиная закипать. — Я располагаю неопровержимыми документальными
материалами, подтверждающим причастность к убийству Бураго нового руководителя
ГНК…
Если бы Каморный внимательнее наблюдал за своим
собеседником, то почувствовал бы, что перегибает палку: Отрогов заметно
побледнел, руки его непроизвольно напряглись, едва не сломав дорогую
«паркеровскую» ручку. Но Каморный, как это свойственно самовлюбленным
эгоистическим натурам, видел и слышал только самого себя — в данный момент,
момент, как он считал, когда настало время проявить жесткость. Поэтому сигнал
опасности прошел мимо его внимания.
— Что это за документальный материал? — спросил
Строгов необычно тихим голосом.
Слова репортера взволновали и испугали его, он представил,
как разъярится Теймураз Аполлонович, если его же собственный телеканал позволит
себе недвусмысленное, и, хуже того, документально подтвержденное обвинение в
адрес Городской Нефтяной…
Ладони Строгова вспотели от страха: он хорошо знал Теймураза
и не сомневался, что расправа может быть достаточно крутой.
— Что это за документальный материал? — повторил
Павел Павлович с изрядной долей металла в голосе. — Немедленно предоставь
его мне!
Каморный наконец почувствовал, что вступил на опасную почву
и, хоть и не понимая, с чего это, собственно, директор нынче так разъярился,
пошел на попятную: ;
— Пал Палыч, материал еще не совсем готов.., с ним надо
еще немного поработать.
Буквально два-три дня — и можно будет давать в эфир…
— В эфир?! — заорал директор. — Да ты у меня
с сегодняшнего дня забудешь такое словосочетание — прямой эфир! Все материалы —
только через меня! — И тут же, яростно ударив по клавише интеркома, он
рявкнул в переговорное устройство:
— Екатерина, немедленно напечатайте приказ по каналу,
сегодняшним числом. Все материалы Александра Камерного пропускать через
монтажную и лично мне на просмотр. Выход в прямой эфир для журналиста Камерного
запретить впредь до особого распоряжения. Дата, подпись. Все.
И, подняв глаза на Камерного, Павел Павлович сказал уже
спокойнее:
— Понял? Все! Я тебя больше на задерживаю.
Каморный вышел из кабинета директора, еле передвигая ноги.
Катерина смотрела на него с любопытством: она совершенно не сочувствовала
Александру — эгоистичного, беспринципного и безжалостного репортера на канале
никто особенно не любил, но ей было интересно, чем этот ловкий карьерист так не
угодил директору. Лишиться права на прямой эфир — что может быть хуже для
репортера? За что же он впал в такую немилость?
«За что? — думал Каморный. — Что могло так
разозлить этого паразита? Алена, стерва, наверняка его настроила против
меня..'. Но почему он так разъярился? Лишить меня прямого эфира! Меня! Да без
меня весь его поганый канал гроша ломаного не стоит!»
Дойдя до своей комнаты, Каморный плюхнулся в кресло и тупо
уставился в стену, размышляя, где же он допустил промах. Уйти сейчас с канала —
глупо. Разумеется, его возьмут с распростертыми руками куда угодно, но ПТЦ —
наиболее значительный канал в городе, наиболее успешно развивающийся, а самое
главное — им дают сейчас вещание на Москву, а Москва — это настоящая карьера,
настоящая известность, настоящие деньги…
Что делать? Что же делать?
Его безрадостные размышления прервал помощник, Слава
Бахтеев:
— Саша, на Черной речке взрыв, несколько человек
погибло! Только что на милицейской волне сообщение перехватили!
Каморный вскочил: все его раздумья отошли на задний план, в
нем проснулся профессиональный репортер.
— На выход! — закричал он.
Его бригаде не нужно было повторять дважды — каждый знал
свою задачу, и через пять минут автобус с ярким логотипом «ПТЦ» мчался на место
происшествия. Они не попали в пробки и оказались на Черной речке одновременно с
милицией и медиками. Распоряжавшийся на месте капитан был с Каморным хорошо
знаком и позволил отснять материал — покореженные останки «мерседеса», в
который было подложено взрывное устройство, обломки разрушенных взрывом
ларьков, кровь на асфальте, раненых, с которыми возились подъехавшие медики, и
тех, кому помощь была уже не нужна… Среди погибших оказался ребенок — Каморный,
опытный и хладнокровный телевизионный стервятник, приказал тщательно снять его,
несмотря на возмущенные реплики врача, — он знал, что такие кадры
привлекают множество зрителей, и даже бросил на асфальт возле кровавого пятна
куклу с оторванной ногой, которую возил с собой в машине специально для таких
случаев.