В альковах королей - читать онлайн книгу. Автор: Жюльетта Бенцони cтр.№ 2

Джулиану Медичи, занявшему престол святого Петра под именем Климента VII, в тот год исполнилось пятьдесят шесть лет, но выглядел он значительно старше. Этому Папе на удивление не везло. Можно даже сказать – не везло фатально. Он был никудышным дипломатом, и потому Рим при нем осадили германские ландскнехты и испанские солдаты. Сам-то Климент отсиделся за толстыми стенами замка святого Ангела, а вот Вечный город подвергся такому разорению, какого не переживал со времен варваров. Когда же враги наконец ушли, оставив после себя горы трупов и дымящиеся развалины, Папе пришлось отправляться в Болонью и короновать там ненавистного ему Карла V, вдохновлявшего этот ужасающий поход на Рим, императорской короной. Разве легко было гордому флорентийцу, племяннику самого Лоренцо Великолепного, перенести такое унижение?..

А чего стоила история с любвеобильным и своенравным Генрихом VIII? Да, надо признать, что Анна Болейн была настоящей красавицей, но неужели ради ее огромных глаз стоило отделять английскую церковь от римской? Хотя, конечно, все можно было бы уладить миром, если бы Климент бог весть почему не отказал английскому монарху, просившему расторгнуть его брак с Екатериной Арагонской. Сколько раз жалел потом флорентиец о своей неуступчивости, тем более что обещание было им поначалу дано и Генрих VIII успел уже посулить прекрасной Анне скорый свадебный пир. Ну можно ли безнаказанно так оскорблять гордого короля, мужчину, в очередной раз пребывавшего в уверенности, что он наконец-то обрел свою истинную любовь? Немудрено, что высокородный жених обиделся и заявил, что у жителей Британских островов отныне своя церковь, не имеющая к пышному и заносчивому Ватикану никакого отношения.

И все же, несмотря ни на что, Папа держался великолепно и выглядел достойно и величественно. Обычно уверенный в себе, Монморанси сбивчиво пробормотал:

– Повелитель Франции Франциск I счастлив приветствовать в своих владениях столь высокого гостя…

Прочие слова он вообще произнес еле слышно. Был ясен лишь их общий смысл – Марселю и всей Франции оказана величайшая честь. В присутствии Папы Монморанси чувствовал себя скованно и вел себя подобно робкому школяру, которому надо отвечать урок перед строгим учителем. Коротко поблагодарив за теплый прием, Климент перешел на фрегат, доставивший его к Королевскому саду, который располагался неподалеку от аббатства святого Виктора. Почетным настоятелем этого аббатства являлся сам святой отец. Там он отобедал вместе с четырнадцатью кардиналами и шестью десятками епископов, что составляли его свиту.

…Огромная и в прочие дни сумрачная трапезная была залита ярким светом факелов. Посреди залы возвышался помост, на котором стоял тяжелый стол, застеленный красивой скатертью. В те времена это была редкость – и знать, и простолюдинов сервировка занимала мало, главное, чтобы в мисках и на блюдах лежала еда. В честь приезда в аббатство Его Святейшества, который в одиночестве восседал на помосте, угощение было приготовлено обильное и даже изысканное. Разумеется, в зале поместилась не вся братия, однако даже мальчишки-послушники были счастливы: во-первых, им удалось разглядеть Папу, а во-вторых, их раз в кои-то веки сытно накормили.

Пищу вкушали в тишине – в присутствии знатного гостя беседа казалась неуместной. Что же до сопровождавших Климента священнослужителей, то они вовсе не намерены были снисходить до разговоров с марсельскими монахами. И каково же было всеобщее изумление, когда с нарядного помоста вдруг раздался голос самого Папы:

– Вы только поглядите, что вытворяют эти создания! Нет-нет, не гоните их – они забавны и разгоняют скуку.

Оказалось, что внимание Климента привлекли несколько худых псов, каким-то образом пробравшихся в трапезную и с умильным выражением на мордах посматривавших на столы. Одна собака, как будто поняв, что ничего худого ей не сделают, осмелилась даже приблизиться к помосту и робко тявкнула. Папа бросил ей кость, и его примеру тут же последовали чуть ли не все сотрапезники. Монастырский ключник, человек хозяйственный и любивший порядок, только еле слышно причитал, глядя, как посреди залы растет гора костей. Зато собаки чувствовали себя преотлично.

Когда обед закончился, Папа, не проронивший больше ни слова, степенно поднялся и отправился почивать. Утром же он торжественно вступил в Марсель. Его сопровождали юный герцог Орлеанский и герцог Ангулемский. Папа по сооруженной Монморанси лестнице проследовал в свой временный дворец, по пути милостиво благословляя марсельцев.

Спустя всего лишь несколько часов оба герцога поспешили вернуться в Обань, где их уже ждал король, который на следующий день намеревался въехать в Марсель.

Прибытие короля было обставлено куда менее пышно, чем прибытие святого отца. Франциск I и его жена обладали утонченным вкусом, которым во многом были обязаны великому Леонардо да Винчи, [2] так что неудивительно, что чувство меры и на этот раз не изменило королевской чете. Государь и государыня понимали: ничто не должно затмить явление марсельцам Климента VII.

Итак, Франциск и его супруга преклонили колени перед Папой и почтительно приложились к его перстню.

Пока проходила вся эта церемония, Климент с нескрываемым любопытством рассматривал новую французскую королеву Элеонору Австрийскую, сестру столь ненавистного ему Карла V.

«Привлекательна, очень, очень привлекательна, – отмечал он про себя. – Хорошая стать, чистая молочно-белая кожа… Еще бы – ведь она рыжая, а такие люди часто бывают белокожими. Вот только эта надменно выпяченная, как и у всех Габсбургов, нижняя губа… [3] Если бы не она, я бы, пожалуй, смело назвал эту женщину красавицей».

Климент не знал, что Элеонора бы обиделась, если бы услышала, что ее считают рыжей. Ее роскошные волосы, когда их распускали, достигали пола, и придворные льстецы-поэты называли их «яростно белокурыми».

Франциск I относился к супруге с глубоким уважением и ценил ее красоту и ум. Возможно, ему бы даже удалось полюбить ее, если бы его сердце уже не принадлежало хрупкой живой блондинке, совсем недавно ставшей герцогиней д'Этамп. С некоторых пор эта дама стала дерзко играть роль королевской фаворитки, что несколько удивило Париж, последний раз видевший такое во времена Агнес Сорель.

Однако Папа Климент VII, для которого все это, разумеется, не было тайной, отнюдь не намеревался наставлять французского короля на путь истинный и учить его азам супружеской верности. Папу волновало другое – устроит ли Франциска приданое невесты. Ведь всем было ясно, что для французского принца брак с девушкой из рода флорентийских банкиров – это мезальянс. Так что если бы гордым французам еще и приданое показалось слишком скромным, то неизвестно, как бы обернулось дело.