– Гражданин Калягин Дмитрий Арнольдович вам знаком?
– Калягин? – удивился Сэм. – Димыч? Конечно, знаком. Мы же учились вместе!
– Он бывал у вас в доме?
– Бывал и бывает. А при чем…
– А Басов Борис Андреевич тоже бывал? Гражданин Германии.
– Борьки не было! Борька у нас аристократ, – Сэм ухмыльнулся. – У него жена настоящая баронесса. Мы его и не звали никогда. А при чем тут Басов?
– Калягин утверждает, что передал две картины художника Всеволода Рудницкого начала двадцатого века… тут у меня записаны названия, – капитан Мельник покопался в бумажках, вытащил нужную. – Картины «Автопортрет» и «Розовая церковь» – гражданину Басову по его просьбе.
– Димыч унес наши картины и передал Борьке? – поразился Сэм. – Эта сволочь Басов попросил, и Димыч… украл? Продал? А откуда Борька узнал про картины?
– Нет. – Капитан Мельник вздохнул. – Передал безвозмездно, так сказать. Откуда узнал? Калягин сам ему рассказал, что видел у вас две картины этого забытого художника. А разрешите полюбопытствовать, откуда они у вас?
– Купили на базаре у старушки, – отмахнулся Сэм. – Картины никакой художественной ценности не представляют, так, курьез. Новые стили, направления: модерн, авангард, символизм тогда шли косяком – знаете, война, канун революции, все как с ума посходили, и в литературе, и в живописи. Никто и не слышал никогда про художника Всеволода Рудницкого – скорее всего, это обычный любитель, интересен как иллюстрация к эпохе… – Он с трудом заставил себя замолчать, главное – не суетиться, чтобы не вызвать подозрений. – Но… почему? – воскликнул он после паузы. – Почему Димыч вдруг спер картины? У своих друзей? Он же бывает у нас чуть ли не каждый день, как же он теперь будет в глаза нам смотреть? Мы же его считали другом, правда, Вася? А он… Ворюга! Позор! Да я его сейчас! – Сэм сжал кулаки, готовый вскочить и бежать. – И Борьку! Аристократ вшивый! Мы…
– Так украли картины или нет? – прервал поток его возмущения капитан Мельник.
– Раз он говорит, Димыч, то, наверное, украли, – опомнился Сэм. – Но мы пока ничего не заметили… Я же говорю, картин там много! Не ожидал от Димыча… честное слово! Борька Басов всегда был сволочью, его никто у нас не любил, но Димыч, безобидный Димыч! Да еще и забесплатно! Подарил наши картины этому подонку! Не понимаю. А откуда вы знаете? Он что, сам пришел к вам и признался? Раскаялся?
– Не совсем… пришел. Скорее написал. И признался.
– А почему вам? Мог прийти и признаться нам! Мы бы сразу приняли меры!
– Не мог, значит.
– Почему… – Сэм вдруг осекся. – С ним что-нибудь случилось? С Димычем?
– Случилось. – Капитан Мельник помолчал. – Калягин умер.
– Димыч умер? Как это умер? Я же его видел… когда же это? – Сэм принялся считать по пальцам.
– Он покончил с собой? – вдруг спросил Вася, молчавший до тех пор.
– О чем ты говоришь? – повернулся к нему Сэм. – С чего вдруг…
– Он и Боря Басов еще в студии когда-то… дружили, – сказал Вася. – Димыч был так рад, когда Басов приехал. Он весь светился.
– Ну дружили они… Мы все дружили… и что? – Сэм вытаращил глаза на Васю, пораженный догадкой. – Постой, ты хочешь сказать, что они… Не может быть! Борька ведь женат! А Димыч… Охренеть! Ну, Борька! Ну, скотина!
Вася кивнул.
– Но… почему же он покончил с собой?
– Я думаю, Боря его снова бросил. Димыч был очень одинокий, у него никого не было…
– Из-за этого подонка?!
– Он мог на все пойти ради него, – сказал Вася печально. – Я думаю, этих женщин, что были с вами тогда, на встрече… их убил Димыч из-за Бори. Вообразил себе, наверное… ревновал. И картины тоже… унес.
– Васенька, о чем ты говоришь! Калягин убил их из-за Борьки? Наш Димыч? – Ошеломленный Сэм посмотрел на Мельника. Тот с интересом разглядывал Васю. И молчал. – Это… правда?
Когда они уходили, капитан Мельник спросил:
– Что будем делать с картинами? Можно попытаться их вернуть, пишите заявление.
– А! – Сэм махнул рукой. – Какие картины? Тут такое творится! Пусть подавится, гад! Не последние картины в нашей жизни.
Всю дорогу они молчали. И только на кухне, за бутылкой водки – универсальным лекарством от всех хворей тела и души, Сэм сказал:
– Василек, как ты догадался?
– Как-то так… – Вася пожал плечами. – Если помнишь, Димыч всегда был странный и нелюдимый. И про их отношения я знал давно, еще с училища. Не то что бы знал, а скорее догадывался. Боря таскал за собой Димыча, он был вроде пажа при королевской особе, посылал его то в столовку очередь занять, то купить сигареты. Димыч… Я как-то спросил его про Басова, он вспыхнул, и лицо у него стало такое… – Вася замолчал, глядя в тарелку. – Он однажды стоял, рассматривал «Автопортрет», и я еще испугался, что он понял, что это мы… – Он слабо усмехнулся. – А женщины… Однажды он сказал про Изабо, что она… не помню точные слова… Что она вульгарна, кажется, так и вешается на всех подряд. С такой злобой сказал! Я думаю, он мог видеть их вместе. А артистка – та вообще готова была бежать за первым встречным. Димыч страшно ревновал и мучился, ему казалось, все они без ума от Бори. А когда мы были в полиции, и этот, капитан Мельник, стал расспрашивать про картины и про Димыча, и про Борю Басова, меня вдруг как толкнуло что-то, и все вдруг стало на свои места.
– Ну, Василий, ты прямо… патер Браун! – восхитился Сэм. – У меня, например, ничего на свои места не стало, до сих пор в голове не укладывается, что Димыч… тонкий нежный Димыч! Убийца! А Борька Басов! Ну, гад! Прогорит его гребаная галерея, я не я буду! Ни один приличный дилер ему руки не подаст! Я ему, поганцу, устрою репутацию! Подонок! Сволочь! Грабитель! То-то он свалил так внезапно, а говорил, до Рождества пробудет. И, главное, Василек, свалил с сертификатами, добытыми мною потом и кровью. С нашим Всеволодом Рудницким! После всего, что мы сделали! Наши «Розовая церковь» и «Автопортрет» в гнусных липких ручонках этого проходимца. И слава на весь мир – первооткрыватель забытого художника! Этому придурку невдомек, что Всеволод Рудницкий – это ты, Василек. Клянусь, я этого так не оставлю!
– Брось, – сказал Вася примирительно. – Мы ведь тоже не без греха…
– Это ты брось! – вскричал Сэм возмущенно. – Не без греха. Да наш грех и рядом не стоял с его грехом! Да мы ангелы по сравнению с ним, с этим ворюгой, любителем мальчиков и девочек! Украсть картину у художника – это последнее дело! Это хуже, чем украсть деньги или даже хлеб! Это… это… убийство!
– Ты говорил, это признание.
– Мало ли чего я говорил, – сбавил тон Сэм.
– За Изабо, – сказал Вася. – Бедная Изабо…
Они выпили. Закусили хлебом и мясом. И Сэм вдруг сказал потрясенно:
– А ведь Басов знал! Он знал, что Димыч их убивает! Борька не дурак. Он знал! После допроса он все понял. Догадался! Потому и сбежал втихаря. Не хотел быть замешанным в скандале, барон гребаный. Испугался, что галерея ему не обломится. Ведь он мог спасти Изабо, он же уехал до того, как ее убили! А она ему нравилась, он еще у меня телефон ее просил…