Лихорадка - читать онлайн книгу. Автор: Лорен Де Стефано cтр.№ 44

Мансарда — это третий этаж. Потолок повторяет скосы крыши, тут есть двуспальная кровать, туалетный столик и отдельная ванная. Здесь ночует Клэр. И это единственная комната, не заваленная детскими вещами. А еще на полу брошен матрас, заправленный простынями и накрытый тощим стеганым одеялом. Он лежит под витражным окном, которое наполняет комнату теплыми розовыми и желтыми бликами.

— Когда кто-то из малышей серьезно болен, я укладываю их спать тут, со мной, чтобы ухаживать за ними, — говорит Клэр.

Здесь, наверху, какофония из звуков рояля, детских криков и шума дырявых труб становится далекой и приглушенной. Больше всего на свете мне хочется рухнуть на двуспальную кровать Клэр и заснуть. Или хотя бы на время отключить мысли.

Но мы с Габриелем будем спать на втором этаже, на толстом стеганом пуховом одеяле, которое при необходимости превращается в матрас. Мы можем оставаться в доме, при условии что станем помогать. Увидев мое обручальное кольцо, Клэр решила, что мы женаты и захотим быть вместе, хоть и дала нам ясно понять, что супружеские отношения были бы неуместны, поскольку в окружении такого количества ребятишек уединиться невозможно. Плюс к тому ночевать мы будем в спальне Сайласа. Мэдди же может разделить постель с теми, кто ей понравится: детей здесь больше, чем постелей, и они привыкли жаться вместе. Однако у меня возникает подозрение, что если Мэдди не отыщет себе отдельного уголка, то в итоге будет спать с нами.

Спальня Сайласа на самом деле скорее чуланчик, в который помещается только кровать. Мы расстилаем одеяло, и оно занимает весь пол. Когда Сайлас переступает порог и обнаруживает, что мы заняли все свободное пространство, вид у него совершенно не радостный, но он говорит:

— Ужин будет через несколько минут. После этого не стесняйтесь, мойтесь. — Он морщит нос, словно мы самые вонючие существа на этой планете. — А потом у нас отбой.

За ужином я не ощущаю голода, а после короткого душа начинаю чувствовать себя лучше. На мне выношенная до полупрозрачности пижама, но она удобная и мне впору. Я стараюсь не вспоминать о белом свитере, связанном Дейдре, который сейчас натянут на сгорбленное морщинистое тело мадам.

Габриель забирается в постель рядом со мной. Волосы у него влажные. Какое-то время мы лежим в темноте, глядя вверх и ни о чем не разговаривая. В доме шумно: Сайлас (он старший из воспитанников, примерно мой ровесник) и Клэр укладывают сирот спать. Похоже, эта процедура требует хорового пения под рояль. Когда я в последний раз видела Мэдди, та уже подружилась с другой девочкой-инвалидом, с прозрачными зелеными глазами и без левой руки, — так что не пошла ложиться со мной. Я оставила ее продолжать увлекательную игру, заключавшуюся в ползании под диваном.

— Извини, — говорю я.

Голос у меня напряжен, глаза щиплет от подступающих слез.

Габриель ворочается.

— За что ты извиняешься?

За что? Я толком не знаю. Не могу сказать, что жалею о том, что утащила его за собой из особняка. Оказаться сейчас одной… одна эта мысль меня просто убивает. Более того, я бы тревожилась за него, оставшегося в полном одиночестве в подвале ужасов Вона, среди трупов моих умерших сестер по мужу.

— Все должно было быть не так, — говорю я.

Какое-то время Габриель молчит, а потом с явным удивлением спрашивает:

— А у тебя были планы на то, как все будет?

— Нет, — признаюсь я. — Я думала, мы доберемся до дома, а там меня будет ждать брат. Я думала, что, может быть… Не знаю. Я думала, мы будем счастливы. Теперь я понимаю, насколько глупо это звучало… теперь, когда абсолютно все пошло не так.

— Стремиться к счастью не глупо, — возражает Габриель.

Молчание затягивается так сильно, что я уже думаю, не заснул ли он. Но тут Габриель интересуется:

— И что теперь?

— Найду брата, — отвечаю я. — Начну искать рядом с домом. — Это слово неожиданно больно ранит меня. — Сначала проверю фабрики, узнаю, кем он мог работать, пока меня не было, не дал ли он кому-то знать, что уезжает.

Это не похоже на образ действий моего брата. Кроме меня, он никому не доверил бы сведений о своей жизни. Но больше у меня нет зацепок.

— Ладно, — говорит Габриель. — Я пойду с тобой. А сейчас мы постараемся поспать, хорошо? Ты начинаешь меня тревожить.

Раз он делает мне одолжение и подыгрывает, разрешая надеяться на нечто явно бесперспективное, я притворяюсь, будто засыпаю.

Дом затихает, и я слышу, как скрипят доски пола: это Клэр ходит у себя наверху. Сайлас в темноте проскальзывает к себе в спальню и ухитряется не наступить на незнакомцев, которые оккупировали его пол. Когда он проходит мимо нас, капли воды с его только что вымытой головы падают мне на лицо.

Габриель поворачивается на бок, спиной ко мне. Сейчас, когда наркотик покинул его тело, дыхание у него размеренное и тихое.

Пружины кровати Сайласа скрипят, затихают на какое-то время, а потом скрипят снова. Я слышу, как шуршит его одеяло. Мои попытки притвориться спящей явно не обманывают его, потому что спустя какое-то время он шепотом спрашивает у меня:

— Грейс действительно жива или вы так сказали, чтобы не расстраивать Клэр?

— Это была правда, — шепчу я в ответ. — Мы перелезали через ограду, а она отстала. Но она дружила с одним из охранников, думаю, он не допустит, чтобы с ней что-то случилось.

Сайлас какое-то время молчит, усваивая услышанное, а потом не выдерживает:

— Какая она была?

— Храбрая, — отвечаю я. — Умная.

Я решаю не упоминать об «ангельской крови».

Он колеблется.

— Она обо мне говорила?

— Она ни о ком не говорила. Я даже не знала, что ее зовут Грейс.

Я понимаю, что мне следует быть тактичнее, но это правда. Сирень — или Грейс — уже не та двенадцатилетняя девочка, которую украли Сборщики семь лет назад. Пусть у нее и сохранились какие-то прежние черты и красивое лицо, но время ее изменило. Если всего за год моя собственная жизнь перевернулась, за семь — девушка может полностью исчезнуть.

Я придвигаюсь к Габриелю — достаточно близко, чтобы почувствовать аромат его влажных волос, похожий на запах океана. Я внушаю себе, что если этой ночью удастся заснуть, то мне приснится Северная Атлантика. Я буду видеть во сне, как ловлю радужную форель, сидя на пароме, который везет меня к острову Либерти в разгар дня, и что кожа у меня нагрета солнцем.

Но вместо этого в моих снах только темнота и запах горелых обоев.

Я просыпаюсь раньше остальных обитателей дома и тянусь через подушку за сумкой Сирени. Шарю в ней рукой, пока не нахожу записку брата. Подношу листок к лицу и пытаюсь его прочесть в зеленом свете от прикроватных часов Сайласа. Слова я разбираю с трудом, но это неважно. Они все равно не имеют никакого смысла.