Фараон - читать онлайн книгу. Автор: Карин Эссекс cтр.№ 54

Когда Клеопатра видела Марка Антония в последний раз, она была совсем еще девчонкой и ее бросало в дрожь всякий раз, как только Антонию случалось взглянуть на нее. Клеопатра чувствовала, что он об этом знает и играет с ее полудетской увлеченностью; он обращал взгляд своих глубоких, бесстыдных глаз прямо на нее, он нарочно дразнил ее и вгонял в краску.

Клеопатра предвкушала момент их встречи. Ей не терпелось предстать перед Антонием в новом свете, показать, что теперь она стала зрелой женщиной и контролирует свои чувства; что она управляет не только страной и народом, но и собою — своим сердцем, телом и душою.

Но минувшие годы и пережитые войны придали сил и Антонию, так что теперь, в свои тридцать семь, он оставался грозным противником, разрушающим ее самообладание с той же легкостью, что и десять лет назад. Он владел даром — даже более развитым, чем у Цезаря, — общаться с женщинами на многих уровнях одновременно. У Клеопатры сложилось ощущение, будто Антоний обращается с ней как с девочкой, царицей, матерью, любовницей другого мужчины и, конечно, своей потенциальной любовницей — и это сквозило в каждом взгляде, брошенном в ее сторону, в каждой сказанной им фразе. Казалось, даже когда Антоний обращается к Цезарю, в его тоне все равно звучат завуалированные намеки для нее.

Клеопатра не задумывалась над их значением, но тем не менее постоянно, каждый миг осознавала: Антоний смотрит на нее. Вопреки тому обстоятельству, что речь в их беседе шла исключительно о войне, вся стратегия Марка Антония была посвящена делу обольщения.

В определенном смысле он нарушал покой окружающих еще больше, чем Цезарь, допекавший всех вокруг своей непонятной иронией. Правда, Антоний вносил в общество смуту другого рода — более примитивную и ощущаемую телесно.

Цезарь и Антоний обращались друг с другом необычайно предупредительно, словно супруги, у которых возникали серьезные разногласия в отношениях, ныне благополучно улаженные, и теперь они изо всех сил остерегаются, как бы не потревожить новообретенное единство.

Представляя Антония Клеопатре, Цезарь назвал его «мой сын», и Клеопатра немедленно ощутила в этом угрозу для собственного сына. Теперь, когда Цезарю даровали еще и титул «отца отечества», он мог назвать каждого римлянина, вне зависимости от возраста, своим сыном. Сколько же сыновей нужно мужчине?

Цезарь предпринял некоторые шаги к официальному усыновлению этого мальчишки, Октавиана, — как он сказал, в качестве проявления семейной верности по отношению к сестре. Это древний римский обычай — так он сказал. Обычная формальность, необходимая для того, чтобы ввести юного члена семьи в общественную жизнь. Как же иначе молодые могли бы добиться успеха?

Цезарь называл своим сыном и Брута — человека, который сражался против него и публично чтил память врага Цезаря, Катона. Еще он изредка применял это наименование к Марку Лепиду, командиру своей кавалерии. Впрочем, последнее Клеопатру особо не волновало, поскольку наедине Цезарь сказал ей, что старается поддерживать близкие отношения с Лепидом исключительно ради его денег.

И все же… Даже к этому здоровяку-воителю, лишь недавно вновь снискавшему расположение диктатора и, судя по его победоносному виду, не нуждающемуся ни в какой опеке, не говоря уже об отцовской, — теперь уже и к нему Цезарь обращается как к сыну. И какое же место отведено Маленькому Цезарю в этой запруде, кишащей сыновьями Цезаря Великого? Как маленькому мальчику, пескарику, выжить среди акул?

Откуда только взялось это множество сыновей — и именно тогда, когда Клеопатре удалось еще на шаг приблизиться к укреплению своего положения? Она так была преисполнена надежд, когда плыла из своего александрийского рая обратно в жаркий хаос Рима! После смерти юного царя Птолемея Младшего Маленький Цезарь возвысился до положения ее соправителя, и у него не осталось в династии ни единого соперника мужского пола.

Сделавшись соправителем матери, мальчик почти постоянно держался очень уверенно, как будто понимал, что получил великий дар. Когда они отплывали из Александрии, Цезарион, восседавший на руках у своей воспитательницы, смеялся, высовывал язык, подставляя его ветру, и вообще дурачился, словно младенец.

— Ну вот, теперь он получил корону, а ведет себя совершенно не по-царски, — пожаловалась Хармионе Клеопатра.

— Полагаю, он ведет себя точно так же, как и множество царей до него, — отозвалась Хармиона, и они рассмеялись, припомнив кое-какие не слишком величественные истории из семейной истории и выходки отца Клеопатры, любившего строить из себя ребенка.

Зелье, подлитое брату Клеопатры, оказалось столь же скорым и смертоносным, как и сама чума. Птолемей скончался через считанные дни, его тело было сожжено на грандиозном погребальном костре — ибо ни один бальзамировщик не согласился бы прикоснуться к телу человека, умершего от чумы, будь это даже тело царя, — а пепел помещен в золотой саркофаг вместе с пристойным количеством сокровищ, включая красное одеяние, которое Птолемей Младший любил носить в детстве, когда воображал, будто правит восточными землями. Царственный прах и сокровища установили в царском склепе возле храма Исиды, у моря.

Никто не понимал, почему царю настолько не повезло. Как он ухитрился подхватить болезнь, таившуюся в дешевых гостиницах и на задворках порта и не пробиравшуюся во дворцовый квартал? В результате все решили, что, скорее всего, юный царь, подобно множеству его предшественников, вел тайную жизнь и общался со всякими подозрительными личностями, которые с легкостью могли подцепить где-нибудь чуму и занести ее прямо в царские покои.

После столь уместной кончины царя Гефестион возжелал подсыпать того же снадобья и Арсиное, но Клеопатра запретила. Арсиноя была пленницей Цезаря, и только ему одному надлежало решать ее судьбу.

Цезарь же был сейчас слишком занят, чтобы вникать в египетские интриги. Он готовился совершить отважный, завершающий шаг, необходимый для того, чтобы сравняться достижениями с Александром, — завоевать обширные просторы Парфии, уже столько десятилетий отвергавшей господство Рима. И в этом, как уразумела Клеопатра, крылась истинная причина его нового сближения с Антонием. Цезарь назначил Антония наместником Македонии, ключевого пункта, необходимого для успешных действий против Парфии.

Клеопатра также поняла, что за этим примирением крылись даже более глубинные причины. Антоний являлся тем самым командиром, которому были беззаветно преданы римские легионы. Цезарь не мог себе позволить отправиться воевать на край света, оставив в Риме такого человека, как Антоний, способного привлечь войска на свою сторону. Марк Антоний вполне мог бы пожелать объединиться со своим богатым другом Лепидом и наиболее могущественными противниками Цезаря в Риме и захватить город под предлогом восстановления Республики. При таком положении вещей Цезарь и его солдаты оказались бы изгнанниками. Чтобы вернуться в Рим, им пришлось бы пройти тысячи миль обратного пути и выиграть очередную гражданскую войну. Клеопатра знала, что если ей хватило проницательности предвидеть подобный поворот событий, то уж Цезарю — и подавно.