(позже
спаленный отрядами какого-то из самозванцев уже в семнадцатом веке), который
стал одним из крупнейших религиозных центров Руси. Были школы,
распространялась грамотность, подтверждением тому служили десять бытовых и
коммерческих записок на бересте, подобных тем, что находят в Новгороде.
В общем, все было бы прекрасно, и, как утверждал господин Бреславский,
возможно, судьба Береговии была бы более счастливой, если бы в последней
четверти XV века в Береговию не вторглись войска Ивана III, жестокого и
вероломного Московского князя, макиавеллиста, считавшего, что цель
оправдывает средства. Именно это привело к тому, что в Береговии было
искусственно прервано естественное, аналогичное Западной Европе развитие
рыночных отношений и правовой демократии.
- Пятьсот с лишним лет тому назад, - весьма эмоционально произнес Лазарь
Григорьевич, - наша область попала в зависимость от тоталитарного
империализма Москвы. Быть может, многие из здесь присутствующих, воспитанные
в традиционном, промосковском духе, сейчас начнут возмущаться и обвинять
меня в сепаратизме, в децентрализаторстве и тому подобном. Ничего подобного,
господа. Я не политик, я историк. Мое дело - донести потомкам историю
родного края в неискаженном, истинном виде. А история России, как целого, на
протяжении многих столетий писалась по шаблонам, заготовленным в Москве, а
позднее, когда Петр I перенес столицу на север, - в Петербурге. Но поскольку
правящая династия была прямым продолжением московского царствующего дома, то
завоевание Москвой - в прямом смысле огнем и мечом - огромных территорий на
востоке Европы объявлялось несомненным благом для завоеванных. Естественно,
никакие альтернативные суждения не допускались. Не знаю, может быть, лишь
немногие из вас осведомлены, что, например, летописи, создававшиеся в других
городах, весьма противоречат московским. Да и сохранилось их ничтожно мало.
Причем, как правило, не в подлинниках, а в списках, которые вовсе не были
стопроцентными копиями оригинала. Московские переписчики, работая под
контролем государственных чиновников, тщательно изымали из исходных текстов
невыгодные для Москвы сведения и вписывали то, что принижало или вовсе
отрицало собственную историческую роль какой-либо захваченной территории.
После этого исходный текст уничтожался, а поддельный становился каноном, не
подлежащим опровержению. После того, как сменялось три-четыре поколения, а
то и раньше, учитывая, что грамотность была не слишком распространена, а при
московском владычестве даже заметно снизилась, навязанные москвичами
измышления становились якобы "документально подтвержденным историческим
фактом"...
Иванцов это хорошо понимал. Он не раз сталкивался с тем, что тщательно и
добротно подготовленное дело, выстроенное по всем правилам и формальным
признакам, да еще при отсутствии у противной стороны живых свидетелей, как
правило, выигрывается. Особенно в прежние родные годы, когда процесс носил
обвинительный, а не состязательный характер.
На лицах слушателей, конечно, по-разному, но отразилось уже не просто
любопытство, а настоящая заинтересованность.
- Представьте себе, - продолжал оратор, - сколько пушнины, леса, меда,
воска, льна, сала, шерсти, соли было практически бесплатно вывезено с
территории нашей нынешней области еще в эпоху Московского государства!
Сколько налогов, которые собирались здесь, в бывшей Береговии, осело в
московской казне, ни единым рублем не поработав на благосостояние наших
жителей! Наконец, именно Москва, которая отписала в казну большую часть
земельных угодий, явилась тормозом в развитии рынка земли.
Полчаса, установленные регламентом, уже прошли, но Глава словно бы не
замечал этого. И зал, как это ни странно, полностью стих, жадно впитывая в
себя и тут же переваривая каждое слово докладчика.
А тот уже подкатывал к временам более близким. Он рассказал о том,
сколько тягот и лишений вынуждена была перенести губерния вследствие
политики различных царей, императоров и генсеков, которые проводили разные
там преобразования, укрепляли бюрократию, душили свободу, подавляли
крестьянские восстания, устраивали земельные реформы в интересах помещиков
или продразверстку для прокормления Красной Армии и рабочего класса,
оказывали интернациональную помощь или вели войны. Лазарь Григорьевич привел
мрачную статистику потерь, которые понесли жители области в результате
участия в войнах за московские или петербургские интересы, а также в
результате социально-классовых столкновений дооктябрьского периода,
гражданской войны 1917-1922 годов, голода, спецпереселений и политических
репрессий, связанных с политикой центра. Выяснилось, что только за последние
триста лет, начиная с азовских походов Петра Великого и кончая войной в
Чечне, область потеряла около пяти миллионов человек.
- Напоминаю, что по состоянию на конец 1995 года все население области
составляет 4, 8 миллиона человек, - подняв вверх указательный палец,
произнес Бреславский. - А ведь все те, кто погиб безвременно, могли бы
продолжиться в детях, внуках, правнуках! Можно только догадываться, какой
чудовищный урон был нанесен нашему генофонду. Сколько талантливых людей -
поэтов, математиков, художников, музыкантов - так и не было рождено! И все
это - из-за колонизаторской политики, которую Москва вела в отношении
подчиненных ей провинций.
Иванцов отметил, что при этих словах генерал Прокудин насупился, а
полковник Сорокин стал ему что-то объяснять на ухо.
- Но ущерб, нанесенный нашему промышленному и интеллектуальному
потенциалу, - продолжал разошедшийся профессор, - не исчерпывается этими
прямыми потерями. Центр - тут я имею в виду опять-таки и Москву, и
Санкт-Петербург - как гигантский магнит притягивал к себе лучших, наиболее
инициативных, предприимчивых, одаренных и талантливых людей. Причем в
огромном, явно превышающем собственные потребности количестве. Там, в
центре, формировалась некая гипертрофированная интеллектуальная элита, а
провинция вынуждена была довольствоваться либо посредственностями, которые в
эту элиту не могли пробиться, либо некими отбросами, которые эта элита
отторгла. Потому-то такова сейчас разница в общем уровне культуры. И у
многих молодых людей, которых я знаю, общаясь со своими студентами,
образуется комплекс провинциала. Юноши и девушки ощущают себя ущербными
индивидуумами лишь по той простой причине, что не сподобились родиться в
Москве. Разве это не печально?
Совсем недавно, осенью прошлого года, по приглашению моих коллег я ездил
в США. Мне довелось побывать в Нью-Йорке, Вашингтоне, Далласе и
Лос-Анджелесе. Все это крупные города, но Вашингтон, столица, резиденция
правительства, среди них самый маленький. Большая часть населения Вашингтона
- чиновники или те, кто их обслуживает. Там нет ни крупных заводов, ни
финансовых центров, ни торговых корпораций. А вот в трех других городах
сосредоточена львиная доля всей американской мощи. Хотя они расположены в
очень удаленных друг от друга регионах. И я очень удивился бы, если б узнал,
что у какого-то Нью-Йоркца или далласца появился