собирался.
Жизнь сразу стала казаться лучше, безопаснее и приятнее. Раз кормят,
значит, не хотят, чтобы помер раньше, чем положено, Правда, могло быть и
так, что завтрашний день ничего хорошего не принесет, но в том, что до
завтра ему дожить дадут, Валерка был уверен.
ТЯТЯ В ПРОЛЕТЕ
Валерка спал на своем матрасе, не ощущая даже неровностей нар - нервы
устали. Спал без снов, наглухо отрубившись.
Он и понятия не имел, что не в дальнем далеко от него кое-кто находится в
куда более сложном и неприятном положении.
Тятя сидел на привинченном к полу табурете в том самом кабинете, где
Валерку допрашивал усач. Этот усач и сейчас находился тут, только на нем уже
не было черных очков, и Тяте были видны его глаза. Ничего хорошего они не
предвещали.
- Фрол, - умоляюще и по-собачьи преданно проскулил Тятя, - я ж правду
говорил, ей-Богу! Мамой клянусь!
Усач, которому эта мольба адресовалась, сосредоточенно жевал жвачку
"Wrigley`s`spearmint" и смотрел так, будто на месте Тяти уже сидел труп.
- Фрол, я падлой буду - не вру!
Тот, вытянув губы трубочкой, перестал жевать резинку и метко плюнул белым
комочком точно в лоб Тяте. Тяте и утереться было нечем - руки были завернуты
за спину и скованы наручниками.
- Ты уже падла, - раздельно и неторопливо произнес Фрол. - Ты живая
падаль, понял?
- Фрол, врут они все, пацаны эти. Врут! Легаши они, точно говорю!
- Они мне о тебе худого слова не сказали, - процедил Фрол, - беспокоятся,
чтоб я тебя на запчасти не разобрал. Если они и менты, то ты козел
ссученный, а?
Тятя растерянно заморгал. Синяки на его морде явно чувствовали, что к ним
идет подкрепление.
- Я ведь тебя мог сюда и не приглашать, - продолжил Фрол. - Насчет твоего
шахер-махера с Чижом мне уже все ясно, от и до. Ты думаешь, что за те четыре
с половиной часа, которые ты под замком просидел, я успел только чайку
попить и телек поглядеть? Нет, дорогой, я работал. Долго и упорно, как папа
Карло, пока стругал Буратино. На карьер, правда, сам не ездил, но там
толковые ребята побывали, даже то, представь себе, нашли, о чем вы с Чижом,
два уродища, в страшном сне не думали...
И Фрол выложил на стол потертую аудиокассету.
- Узнаешь? Не моргай!
- Н-нет...
На кассете было коряво нацарапано карандашом: "Виля Токарев". Но когда
Фрол вставил кассету в диктофон и включил воспроизведение, то вместо песенок
послышались вполне отчетливые звуки речи.
- Вырубил музыку. Чиж? - Голос явно принадлежал Тяте.
- Вырубил, вырубил, - ответил тот. - Еще по одной? С мороза?
- Тепловоз с вагоном на подходе. Робинзон по рации доложил, что они уже
минут через десять в карьер въедут. Видишь, не обманываю тебя. Так что
готовь баксы.
- Погоди малость, а? Я еще товар должен поглядеть. А то вдруг там крахмал
или вообще гипс какой-нибудь...
- Не веришь?
- Ни хрена. Я, знаешь, когда людям верить перестал? Когда меня в первом
классе начальной школы на пятачок обули. Ты сейчас, если по справедливости,
Фрола кидаешь, правильно? А можешь и меня так же уделать. Так что пусть
сперва вагон подойдет, а там посмотрим, кто кому должен. И сколько - тоже
попозже определим...
- Да ты чего, в натуре? Мы ж договаривались о цене...
- Договаривались? Не помню.
- Что-о? Ты такие шутки придержи! Я их могу не понять...
- Не понимай, если хочешь. Я тоже могу кое-чего не понять.
- Я не пойму. Чижик, ты совсем сдурел, что ли? Не пьяный ведь, грамм
двести всего принял вроде...
- Ладно, давай доломаем эту бутылочку и всерьез побеседуем.
Из диктофона долетели булькающие звуки и бряканье кружек.
- Будем!
- Дай Бог не последняя...
Похрустели чем-то, должно быть, огурцами.
- Так... - Это произнес Чиж. - Начинаем говорить всерьез и без балды. Вот
"дипломат", здесь у меня с собой - могу показать - ровно десять тысяч
баксов. Берешь его, садишься на тепловоз и едешь на станцию. Рублей у тебя
на билет до Москвы хватит. Или до другого удаленного отсюда населенного
пункта. Сумеешь нормально исчезнуть, чтоб тебя Фрол не нашел и не укантовал,
- молодец. Не сумеешь - опять же твои проблемы.
- Не понял... - Голос Тяти звучал с явной угрозой.
- Зря. Десять тысяч гринов для такого лоха, как ты, - и так слишком до
фига.
- Милок, мы ж договаривались по-другому, - неожиданно ласково произнес
Тятя. - Ты мне предоплату в десять раз больше обещал, помнишь? За комиссию.
А от реализации - ровно сорок процентов. То есть примерно еще восемьсот. И я
ведь тебе пипку в натуре выдернуть могу, если не так будет...
- Вот только грубить не надо. Если ты, дурачишка траханый, еще не усек,
что я с тобой по-человечески поступаю, то прочувствуй это по-быстрому. Мне
же сейчас ничего не стоит вообще тебя пустым оставить, между прочим, а я
тебе хорошие бабки предлагаю.
- Нет, он еще издевается! - взревел Тятя. Тут из динамика диктофона
долетел шум какой-то возни, пыхтение, грохот повалившейся табуретки, а также
отдельные матюги без конкретного адреса. Послышалось несколько звуков, явно
напоминающих удары. Тятя, сидя и слушая запись мордобоя, болезненно дергал
лицом. Синяки и ссадины отлично помнили, какой из звуков привел к появлению
той или иной отметины. Да и сам Тятя сохранял в памяти четкую картину
событий. Хотел выхватить пистолет и положить наглеца на месте. Выхватил - а
пушка не сработала. Прежде чем он успел врезать Чижу рукояткой, в дверь
влетели те, на чью помощь и поддержку рассчитывал сам Тятя, - Робинзон и
Легаш. С ними заодно - Юрик и Клип, ассистенты Чижа. Но Робинзон и Легаш, к
величайшему Тятиному удивлению, не только не стали заступаться за шефа, но и
повисли у него на руках, в то время как Чиж засветил Тяте кулаком под дых,
потом в челюсть слева, потом еще раз по скуле. После этого в памяти был
небольшой провал, который восполнила продолжавшая крутиться запись:
- Давай браслетки! Пристегнем, чтоб не рыпался...
- Может, проще замочить? - Это сказал не Чиж, не Клип, не Юрик. Это
Робинзон сказал, друг-портянка, с которым одной водки сто литров выпили.
- Нет, не надо. Пусть его сам Фрол мочит, если не западло.
Долетел отдаленный гудок тепловоза.
- Подходит! - гаркнул Юрик.
- Полежи, Тятя, отдохни маленько, - сказал Чиж. - Сейчас разгрузим и еще
поговорим немного.
После этого довольно долго запись крутилась, не изрекая ничего
членораздельного. Голоса долетали неясными скрипами, которые к тому же
перекрывались сопением и злым бормотанием Тяти, притороченного к койке.
Потом глуховато донесся лязг затормозившей сцепки и гул тепловозного дизеля,
почти поглотивший урчание разворачивавшегося грузовика и скрежет
откатываемой вагонной двери. Зато очереди из автоматов отметились отчетливым
треском, в который вплелись предсмертные вопли. Потом установилась
длительная тишина, даже Тятя с перепугу затаился и почти что не дышал.
- Ладно, - произнес Фрол, включая перемотку вперед, - чтоб зря время не
тратить, послушаем прямо вот с этого места...
Он включил воспроизведение как раз в тот момент, когда прозвучал
перепуганный вопль Тяти:
- Братишка! Не стреляй! Я не с ними!
Услышав эти собственные слова, Тятя похолодел, почуял неуемную дрожь во
всем теле, жуткую, смертную тоску перед тем, что