пирамидка
неустановленной, была прямая заслуга рядового Сорокина.
После того, как все утряслось и белые как мел офицеры перестали хлопать
глазами, разразившись такими заковыристыми матюками, что сразу обратно
покраснели, начался быстрый разбор происшествия. Виновнику ЧП даже морду
бить не стали - отделался мокрыми штанами. Конечно, пропесочили всех:
отчего, мол, сидели так близко к валу. Словно бы забыли, о сами приказали
сидеть именно тут и далеко не уходить. Замполит, однако, решил, что из этого
случая можно сделать показательный пример мужества и героизма в мирное время
и представить Сорокина к медали "За отвагу". Написали это представление или
нет, Фрол так и не узнал. Потому что буквально через три-четыре дня прсле
совершения подвига рялп вой Сорокин исчез из части.
Позже, недели через полторы, на батальонном разводе зачитали приказ о
том, что рядовой Сорокин, изменив Родине и нарушив присягу, нелегально
перешел границу ГДР и сбежал на Запад, где выступил с клеветническими
заявлениями по адресу партии и правительства. Само собой, приказ повелевал
усилить противодействие буржуазной пропаганде, интенсифицировать
воспитательную работу и повысить бдительность.
Понять, отчего сбежал Сорокин, никто не мог. Особо маялся замполит, у
которого не только потенциальный герой исчез но и изменник Родины появился.
Но, как ни странно, хотя все товарищи офицеры получили по небольшому кусочку
от "дыни", вставленной более высокому начальству за утрату бдительности,
никаких шибко серьезных событий, типа отдачи под суд или досрочного
увольнения без пенсии, не последовало. Шуму, ругани, угроз - хватало, но от
всех этих сотрясений воздуха никто особо не пострадал. Не очень мучили и
особист, и военная прокуратура. Конечно, пару-тройку раз Фролова вызывали в
разные места для дачи показаний. В основном спрашивали, не казалось ли
что-то в поведении Сорокина подозрительным, не проявлял ли он излишнего
интереса к западному образу жизни, не делился ли с кем планами ухода на
Запад и так далее. Фрол на все эти вопросы отвечал "нет" и был совершенно
искренен. Сведущие люди говорили, что ему до конца службы придется
отдуваться, но ничего такого не случилось. И характеристику от командования
для поступления в училище он получил вполне приличную.
Никто Фролу, естественно, не объяснял, что цэрэушники, жаждавшие узнать,
чем занимается спеццентр психологической подготовки, которым тогда еще
руководил генерал-майор Белогорский, очень хотели завербовать кого-либо из
его сотрудников. Такого сотрудника им аккуратно подставили. И тот
предоставил им кое-какую информацию. Неполную, не очень ясную, но крайне
интересную. К тому же намекнул, что очень хочет уехать на Запад, и обещал,
что если ему дадут возможность работать в каком-нибудь иностранном центре
аналогичного профиля, то поделится и своими личными разработками в этой
области. Американцы, конечно, понимали, что могут нарваться на двойника, и
без оглядки запускать козла в огород не хотели. Они взялись проверять
Сорокина на вшивость. Чудо-юдо, который не был куратором этой разработки, но
активно участвовал в ее прокрутке с санкции руководства подбросил
империалистам еще пару заманчивых информации, а затем аккуратно
проимитировал недоверие к своему ученику и тезке. В результате к штатникам
попала копия секретного донесения, из которого следовало, что Сорокину не
доверяют. Затем последовал приказ о переводе Сорокина на менее ответственный
участок работы. Сорокин при встрече со связником прокомментировал свой
перевод тем, что у него есть завистники, которые мешают ему заниматься
любимой наукой и вообще могут его убрать из спеццентра. В общем, янки не то
чтоб совсем поверили, но все-таки решили, что надо организовать вывоз
непризнанного гения на Запад. Через одного из своих агентов в центральном
аппарате они форсировали перевод Сорокина из спеццентра в военную
контрразведку. А оттуда его отправили в ГСВГ, якобы для негласного испытания
каких-то тонизирующих добавок к рациону войсковых разведчиков. Так он попал
в часть, где служил Фрол.
Дальше все было проще. Некоторое время янки все еще приглядывались к
Сорокину, потом все-таки решили вывозить. Назначили ему место встречи и
спрятали в леске на условном месте "гражданку". Сорокин ночью выскользнул из
части, нашел штатские шмотки и вышел на шоссе, где к нему точно в
назначенное время подъехала машина. Водитель-немец, ничего не спрашивая,
довез его до Берлина. Там в одной из автомастерских находился подземный ход,
выводивший за Стену... Для страховки американцы, конечно, сделали ему
небольшое шоу, которое состояло во внезапном появлении перед выходом из
туннеля двух немцев в форме погранвойск ГДР и личностей в штатском,
изображавших сотрудников КГБ и "штатсзихерхайт".
Тут была одна тонкость. Надо было не переиграть и одновременно не
показать, что сразу догадался о липе. В общем, Сорокин сумел найти золотую
середину. Поверили. Потом потребовали выступить по телевидению, заявить о
том, что он "выбирает свободу", и наговорить кучу арестантов в адрес Леонида
Ильича. Но о своей работе на КГБ почему-то попросили умолчать. И вообще,
казалось бы, очень выгодная тема - разговор о методах воздействия на психику
- была полностью исключена из употребления. Да и вообще пропагандистский
аспект побега свели к минимуму. Телевизионное интервью было прежде всего
рассчитано на проверку реакции комитетского начальства. С удовлетворением
отметив, что головы полетели и многие прямые и непосредственные начальники
Сорокина оказались отстраненными от работы, штатники засекли также
оживленную деятельность советской и гэдээровской спецслужб. Машины с
дипномерами все время попадались на глаза поблизости от тех мест, где
прятали перебежчика. Потом из Москвы приплыла информашка о том, что в
Комитете рассматривается вопрос о проведении спецоперации в отношении
Сорокина. То есть надо было понимать, что его собираются либо выкрасть, либо
шлепнуть. Из этого янки сделали вывод, что приобрели что-то действительно
интересное. Постаравшись в максимальной степени засекретиться, они
перекинули Сорокина в Италию, где он и превратился в Умберто Сарториуса...
Ничего этого Фрол не знал. Но парня, который спас его от смерти, помнил.
Отчего Серега сбежал, его особо не интересовало. Восхищаться этим он
конечно, не восхищался - даже не потому, что особистов боялся. Просто бегать
к штатникам и потом говорить про своих всякую дрянь - это западло. Хуже
стукачеетва. Но и осуждать в голос, для того, чтоб считали хорошим
комсомольцем, не очень старался. Так, если спросят, говорил: да, он плохо
поступил. Но сам лезть с гневными речами не хотел. Все-таки перевешивала та
граната, которая могла бы прервать Фролову жизнь на отметке девятнадцати с
половиной лет.
Потом, конечно, Фрол хоть и нечасто, но задумывался, а что было бы, если
б тогда Серега Сорокин не успел? Наверно, много хорошего бы от жизни не
успел узнать, но и плохого - тоже. Не увидел бы такой страны - Афганистан,
не познакомился бы с Курбаши, не закрутился бы во все эти тухлые и страшные
дела