до
"Речного вокзала". Войдешь в парк Дружбы со стороны Фестивальной улицы и
пошагаешь в направлении пруда. Там тебя встретят. Около девяти часов.
Место было для Жеки знакомое. Он хорошо знал, что в тех местах и в девять
вечера запросто можно урыть человека, а затем, не привлекая внимания,
отправить его под лед, еще не стаявший на прудах. Какие договоренности
существовали между его шефом и московскими партнерами - черт его знает!
Например, могло быть и такое, чтоб ликвидировать Жеку после передачи
"дипломата". Было от чего поволноваться. Но ничего другого не оставалось.
Ясно, что эти самые москвичи контролировали его все время с момента встречи
на "Октябрьской". Отслеживали, нет ли у него еще каких нежелательных
контактов, ( не идет ли за ним еще чья-то "наружка". Жека все это понимал ;
и, поглядывая по сторонам, пытался вычислить, кто же его пасет. И когда круг
по кольцевой линии описывал, и когда пехом топал от "Парка культуры" в
направлении Смоленской площади, и когда три часа без толку шлялся по городу,
и когда ехал на троллейбусе "Б". Теперь, в вагоне метро, мчавшемся по
направлению к "Речному вокзалу", он тоже пытался угадать, кто из многих
десятков пассажиров, сидевших и стоявших в вагоне, за ним приглядывает!
Впрочем, могли и из соседнего вагона через стекла - хрен его знает! Кроме
того, эти самые топтунчики и топтушки запросто могли меняться. Один "довез"
от "Маяковской" до "Динамо", а на "Динамо" влез еще кто-то, который,
допустим, сошел на "Войковской". Но мог и один кто-то ехать до самого
"Речного".
В троллейбусе он на Любу внимания не обратил. Мало ли кто может выйти на
той же остановке. А вот когда она оказалась в метро у колонны, да еще и
поглядела на него почти, в упор, хотя и очень быстрым вороватым взглядом, -
приметил. Тем более что она села в тот же вагон, только через переднюю
дверь. Беспокойства особого у него не было. Даже наоборот, порадовался своей
проницательности - хвост определил.
Любе надо было выходить пораньше, на "Водном стадионе". Если б Жека вылез
где-нибудь на "Аэропорте" или "Соколе", она, наверно, не стала бы за ним
гоняться. Всю дорогу у нее в душе шла ожесточенная, хотя и невидимая глазом
борьба. Инстинктивная ненависть боролась с разумным рационализмом.
Застилающая глаза жажда мести - с трезвой оценкой ситуации.
Разум стремился ее успокоить. Мало ли что когда было. Столько лет прошло,
в конце концов. Может, этот мужик, который по молодости-глупости и под
пьяную лавочку сотворил с дружками злое похабство, теперь остепенился, завел
жену - детишек и нежно их любит, будучи, честным кормильцем-поильцем. И,
отомстив ему, Люба осиротит этих самых детишек, овдовит жену, которая,
конечно, и знать ничего не знает про то, что ее муж подонком был в
молодости. Ему-то, дохлому, все равно будет, а ни в чем не повинной бабе
придется страдать. Однако ненависть отвечала: "Ну и пусть! Он мне всю жизнь
поломал, из-за него я в нелюдь превратилась. С него все началось! Смерть
ему!"
Рационализм подъезжал и с другой стороны. Пожалуй, более охлаждающе на
Любу влияли сомнения не морально-этического, а чисто практического порядка.
Действительно, этого типа ей никто не заказывал. Более того, уже завтра
она должна лететь в Киев, а оттуда - на Запад. Ясно, что Олег за этот заказ
получит приличные деньги. И не простит, если она, дура, от неумения
справиться со своими чувствами, сорвет, как говорится, исполнение. А это
вещь вполне реальная. Она ведь толком ничего не знает об этом мужике. Даже
как его зовут. И есть ли у него оружие - тоже. Куда он едет, что везет в
кейсе, с кем собирается встречаться, раз так торопится. Может, его сейчас
еще кто-то ведет, а заодно приглядывается к Любе? А что хуже всего - этот
мужик может невзначай оказаться тем человеком, который для Олега совсем не
чужой, а даже очень полезный и нужный. Или по крайней мере для друзей Олега.
Наделаешь делов - сто лет не разобраться... Именно эти здравые мысли на
какое-то время возобладали в Любиной голове, пока поезд проезжал "Аэропорт"
и "Сокол". Наверняка она не решилась бы выходить из вагона на этих станциях.
Но Жека поехал дальше. И "Войковскую" проехал.
Как раз в это время волна здравого смысла стала отступать, и вместо нее
вновь накатила валом ненависть. Как? В кои-то веки ей попался тот гад,
который силком лил ей в рот водку, превращая в ватную куклу, а потом под
хохот парней и хихиканье пьяных девок, не слушая ее испуганного лепета - она
и крикнуть боялась, дура! - сдирал одежду... Почему этот паскуда должен
жить? Те, "заказные", которых Люба отправила на тот свет, уходили вместо
него, хотя лично Любе ничем не навредили. А теперь, когда вот он, рядышком,
когда его можно подловить и завалить - отступиться?! `Точнее, наступить себе
на сердце и спокойно ехать во Францию, где ей наверняка опять придется
вырубать из жизни какого-то постороннего человека просто потому, что за это
деньги уплачены. Как бы не так!
И Люба проехала "Водный стадион". Правда, уже через пару секунд после
того, как поезд тронулся с места, чтобы промчаться последний отрезок до
"Речного вокзала", разумные сомнения вновь стали нарастать. Потому что,
несмотря на ярость и ненависть, Люба оставалась профессионалом, а потому
понимала, что не так-то это просто - без предварительной подготовки и
разведки, без надлежащей информации угробить человека в людном районе
огромного города, причем в такое "детское" время - 21.00. Она ведь не знает
ни того, куда направит свои стопы мужик со шрамиком, когда выйдет из вагона,
ни того, встретит ли его кто-нибудь на перроне или у выхода со станции. А
вдруг его ждет целый десяток друзей или хотя бы одна женщина? Подвернется ли
случай сделать его тихо, чисто и без свидетелей? Если б знать, что он едет к
себе домой, то можно было бы отследить его хату на первый случай, а душу
отвести как-нибудь в другой раз...
С таким компромиссом в душе Люба доехала до "Речного вокзала". Народу в
вагоне оставалось не так уж и много. В толпе не затеряешься. Жека вышел, а
Люба сделала вид, что замешкалась.
- Граждане пассажиры! При выходе из вагонов не забывайте свои вещи! -
вежливо объявил динамик, обращаясь к потенциальным террористам. Поэтому Люба
постаралась надолго не задерживаться. Не хватало еще у милиции подозрения
вызвать.
При себе у нее не было ничего особо подозрительного. Разве что газовый
баллончик в кармане да расческа в сумочке. В газовом баллончике была
заряжена вытяжка из красного перца - от нее, при удачном применении,
возможный агрессор сразу потеряет всякий интерес к романтическим
приключениям, но, прочихавшись и прокашлявшись, жить будет. А вот расческа -
если сдернуть с рукоятки декоративный пластмассовый чехол - превратится в
опасный для жизни и здоровья трехгранный стилет. Но газовый баллончик - это
разрешенное средство самообороны. А пластмассовый чехол со стилета-расчески
так просто не снимается. Внешне похожих расчесок полным-полно в каждом
киоске. И, даже раскрыв секрет расчески, надо еще доказать, что о нем знала
ее хозяйка.
Понятно, Любе не следовало таскаться по городу с оружием. Олег вообще
предупреждал, что если ее