— Подожди…
Джулиан замер. Лили вскинула на него глаза — его подергивающееся лицо говорило, чего ему стоит сдерживаться. Однако он ждал, потому что она попросила его остановиться.
Его напряженная, закаменевшая плоть тяжело опустилась ей на живот. Он хотел ее… сомневаться в этом было бы глупо. В остальном он по-прежнему оставался для нее незнакомцем. А ей так хотелось узнать его… всего — от макушки до кончиков пальцев.
И Лили начала с того, что протянула к Джулиану руку, осторожно потрогала курчавые темные завитки внизу его живота. Его мужская плоть вздрогнула, и Лили испуганно отдернула руку.
К удивлению Лили, Джулиан, перехватив ее руку, мягко потянул обратно, заставил обхватить пальцами возбужденно подрагивающее копье. Хриплый стон, вырвавшийся из груди Джулиана, подтвердил, что Лили оказалась способной ученицей. Пальцы стали липкими — опустив глаза, Лили заметила на них чуть заметные следы крови. У нее перехватило дыхание.
— Джулиан… — Она закинула руки за голову, словно предлагая ему себя.
Дважды повторять ей не пришлось. Приподнявшись на локтях, Джулиан одним резким толчком ворвался в нее. И задвигался, ровно и мощно, с каждым мгновением продвигаясь все глубже. Поцелуи сыпались на нее, точно теплый дождь. Она заметила, как двигались его губы — похоже, он что-то говорил, задыхаясь от страсти, и Лили вдруг отчаянно пожалела, что не может разобрать слова.
«Ты чувствуешь», — прочитала она по губам. А потом: «Не могу». «Такая красивая». И еще: «Люблю».
— И я, — прошептала Лили, прижимая его к себе и лаская пальцами вздувшиеся бугры мышц у него на спине. — Я тоже тебя люблю.
Джулиан задвигался быстрее, в горле у него заклокотало. Вдруг он содрогнулся всем телом — раз, другой — и замер, тяжело и хрипло дыша.
Потом тело его обмякло, всей своей тяжестью придавив ее к постели. Что было неплохо — потому что, не будь этого, она просто взмыла бы в воздух, до такой степени она была переполнена счастьем.
«Я его жена, — пронеслось у нее в голове. — Теперь я его жена!»
Отдышавшись немного, Джулиан приподнялся на локтях, отбросил прилипшую ко лбу Лили прядь и ласково коснулся поцелуем ее щеки.
— Ты в порядке?
— В полном, — кивнула она. — А ты?
— Никогда в жизни не чувствовал себя лучше. — Он поцеловал уголки ее губ. — И это чистая правда, Лили.
Сердце Лили едва не разорвалось от радости.
Перекатившись на бок, Джулиан вытянулся рядом и обнял ее, крепко прижав к себе. Лили поерзала, устраиваясь поудобнее, чтобы видеть его лицо.
— А ты научишь меня языку жестов? Помнишь, ты разговаривал с Анной, хозяйкой кофейни?
Джулиан поперхнулся. Столь неожиданного поворота он явно не ожидал.
— Я хочу сказать… — запинаясь, продолжала Лили, — что помню отдельные жесты, но я никогда не пробовала ни с кем говорить. — Правда, она умолчала о том, что после того случая отыскала в письменном столе азбуку для глухонемых и провела немало времени, восстанавливая ее в памяти.
— Конечно, научу, если хочешь. — Джулиан приподнялся на локте. — Только постарайся понять — это не совсем язык. Часть знаков, которыми я пользуюсь, обозначают слова, взятые из диалекта, на котором говорила моя мать, остальным меня научили в кофейне. Английская же азбука для глухонемых немного другая — ты должна иметь это в виду, если собираешься пользоваться языком жестов, чтобы разговаривать с другими людьми.
— Тогда нам обоим придется попрактиковаться. — Лили погладила его грудь. — Мы ведь теперь женаты. У нас впереди целая жизнь, и мне страшно думать, что я могу пропустить хоть одно слово из того, что ты мне скажешь.
Поджав ноги, Лили села, не сводя с Джулиана глаз. Пальцы ее задвигались, сначала робко и неуверенно, потом все быстрее, по мере того, как она вспоминала букву за буквой.
— Я. Люблю. Тебя.
Улыбаясь, Джулиан прижал ее руки к губам.
— Есть еще знак, который обозначает конец каждого слова. Смотри внимательно.
Лили уставилась на его руки, стараясь ничего не упустить.
— Я. Тебя. Люблю, — прочитала она, заметив слабое движение кисти, которым одно слово отделялось от другого. — Тоже, — разобрала она последнее слово и вздохнула. Глаза наполнились слезами.
Джулиан обхватил ее лицо руками.
— Бога ради, Лили, не плачь. Неужели это так ужасно?
— Нет. Все чудесно. — Она сердитым жестом смахнула повисшие на ресницах слезы. — Прости. Я не хотела. Просто мы любим друг друга. Мы теперь муж и жена. Это самый счастливый день в моей жизни, правда! Мне только жаль, что нам потребовалось столько времени, чтобы это понять.
Джулиан растерянно уставился на нее. Потом запрокинул голову и оглушительно захохотал.
— Что? — Лили возмущенно фыркнула. — Не понимаю, что тут смешного?
— Естественно. — Джулиан с усмешкой почесал затылок. — Ответь мне на один вопрос, Хорошо? Ты знаешь, что у тебя есть привычка трогать левое ухо, когда сердишься?
— Нет. Что за глупости? Неужели правда? — Спохватившись, Лили спрятала за спину руку, которой машинально потянулась к уху.
— Правда-правда! — засмеялся Джулиан.
Руки его задвигались, и Лили напряглась, пытаясь разобрать, что он говорит. К сожалению, она понимала не все, но ей нравилось наблюдать за его руками — как нравилось смотреть, как он играет на фортепьяно.
— В ту ночь, когда мы впервые увидели друг друга… — разобрала она. — Это случилось в твой двадцать пятый день рождения. Был прекрасный вечер, удивительно теплый для апреля. На тебе было платье из лилового шелка, по подолу украшенное золотой тесьмой. И перчатки до локтя. И еще у тебя была прелестная прическа — высоко поднятые волосы сколоты узлом на макушке и украшены лентами, а лицо обрамляли локоны. Ты носила ее какое-то время, но недавно почему-то перестала. У тебя другая горничная?
— Да… — растерянно протянула Лили. — С прошлой весны.
— Я так и подумал.
— Но как ты… — Лили озадаченно нахмурилась. — Ты ведь только на прошлой неделе уверял, что даже не помнишь, когда именно мы впервые увидели друг друга!
— В тот вечер ты велела, чтобы на стол были поданы блюда индийской кухни, — словно не слыша, продолжал Джулиан. — Сплошная экзотика — карри, чатни
[7]
и ягненок под острым соусом. Я помню, как меня насмешило, что в день своего рождения ты приказала подать совершенно незнакомые блюда. Именно тогда я впервые стал подозревать, что ты в душе авантюристка.
— Я? Нисколько. — Это она-то авантюристка? Она, чувствующая себя уверенно только за письменным столом, в окружении груды счетов и бухгалтерских книг? Тем не менее это было лестно.