Но граф скоро женится, а значит, он потерян для нее навсегда.
Вот только, если его сердце принадлежит леди Имоджен, почему тогда он был так добр к ней, почему говорил все эти комплименты?
Да потому, с горечью отвечала себе Селеста, что она ничего для него не значит. Она жила вне рамок света, и он мог обращаться с ней как с доступной женщиной и возможной любовницей.
Зачем же тогда он пригласил ее на бал и представил своим друзьям?
Более того, выделил из всех приглашенных, чем привлек к ней общее внимание?
Она не понимала этого, но чувствовала, что какое-то объяснение должно быть.
Вот только отыскать его не получалось — голова не работала, мысли путались, и даже самая простая задача выглядела неразрешимой, потому что боль в сердце отзывалась слезами и не позволяла сосредоточиться.
Проплакав чуть ли не всю ночь, Селеста проснулась осунувшаяся, с темными кругами под глазами.
— Бог ты мой! — всплеснула руками Нана, увидев ее утром. — Да что ж вы такое с собой сделали?
Девушка не ответила, и служанка, вздохнув, продолжала:
— Я знаю, душечка, как сильно вам не хочется выходить замуж за лорда Кроуторна. Но и нельзя же вечно жить в коттедже, где за вами и присмотреть некому, кроме меня одной. Вы слишком красивая. Добром такая жизнь не кончится, рано или поздно что-то случится.
— Хуже, чем сейчас, все равно быть не может, — едва слышно сказала Селеста. — Я ненавижу его светлость! Лучше гладить змею, чем терпеть его поцелуи.
Нана снова вздохнула, но никакого решения не предложила. Тревожась за будущее юной девушки, она приняла предложение лорда Кроуторна с облегчением.
Бегство бывшей хозяйки стало ударом не только для ее близких, но и для старой служанки, так что презрение и пренебрежение, выпавшие на долю юной леди, задевали и ее тоже.
И пусть жених не вызывал приятных чувств, Селеста стала бы леди Кроуторн, а такой титул потребовал бы уважения и любезности от тех, кто не замечал ее в прошлом.
— Я лучше буду мыть полы или просить милостыню на улице, чем выйду замуж за этого человека, — сказала себе Селеста.
Когда перед ланчем внизу появился наконец Джайлс, она по его глазам поняла, что ждать от брата понимания и сочувствия не приходится.
Ее брак был выгоден ему со всех точек зрения, и, хотя Селеста не сомневалась, что лорду Кроуторну быстро надоест играть роль щедрого зятя, пока что Джайлса все устраивало.
Он получал шанс вырваться из тесных стен коттеджа и вернуться к ставшей уже привычной жизни в Лондоне, без которой страдал так же сильно, как и без спиртного.
День тянулся томительно долго, и Селеста утешала себя лишь тем, что не увидит лорда Кроуторна до завтрашнего дня.
Накануне Джайлс сказал, что все произойдет в ближайшее время, но не сказал, где именно.
Она не могла без содрогания представить себя женой человека, которого ненавидела и презирала, но что ей еще оставалось?
Селеста хорошо знала, что остановить брата и заставить его передумать, когда он вбил себе что-то в голову, невозможно.
Если понадобится, Джайлс может запросто протащить ее через всю церковь к алтарю, и она не сомневалась, что он будет следить за каждым ее шагом до тех пор, пока лорд Кроуторн не наденет кольцо ей на палец.
Бессонная ночь и пролитые слезы оставили девушку без сил, и, когда Нана предложила ей отдохнуть до обеда, она не стала спорить.
Поднявшись к себе в комнату, Селеста легла на кровать. Сон, однако, не шел. Снова и снова она перебирала в памяти события последних дней, пытаясь понять, как оказалась в столь безвыходном положении.
Если бы Селеста не знала, что граф обручен, то, наверное, обратилась бы к нему за помощью и умоляла спасти. Но она помнила, какое лицо было у леди Имоджен на балу, когда граф обошел ее своим вниманием, и понимала, что нажила себе смертельного врага.
Учитывая все обстоятельства, разве могла она просить его о чем-то? Да и что он мог сделать? По закону до достижения совершеннолетия все вопросы за нее решал опекун, то есть Джайлс. Что же касается поведения графа на балу, то, может быть, он просто поссорился с леди Имоджен и намеренно ее игнорировал.
Скорее всего, они тогда же и помирились.
Селеста представила, как их уста соединяются в долгом поцелуе, и ощутила острую, пронзающую сердце, почти невыносимую боль.
Его поцелуй…
Его объятия…
Воспоминание отозвалось тем странным, теплым, упоительным ощущением, которое переполнило ее тогда. Мир исчез, остались только его руки и губы.
— Это — любовь, — прошептала Селеста, и слезы, уже давно подступившие к глазам, медленно покатились по щекам.
Измученная, она, должно быть, задремала и очнулась только тогда, когда в комнату заглянула Нана.
Селеста вдруг поняла, что была счастлива, потому что во сне снова танцевала с графом.
— Скоро обед, душечка, — сказала служанка. — Мастер Джайлс внизу, пьет в одиночку. Вам надо бы спуститься и поговорить с ним.
— Ох, не нужно было оставлять его одного, — укорила себя Селеста, торопливо поднимаясь с кровати.
И лишь тогда заметила, что служанка не уходит, а стоит в нерешительности у порога, как будто не решаясь сказать что-то еще.
— В чем дело, Нана?
— Я только-только узнала, что в Монастыре ждут к обеду его светлость.
Сердце подпрыгнуло и словно кувыркнулось.
— К какому часу его ждут?
Вопрос сорвался с губ еще до того, как она успела опомниться.
— Понятия не имею, — ответила служанка, — но ждут только его одного.
— Я должна с ним повидаться! Должна!
Произнося эти слова, Селеста уже чувствовала, как трепещет и поет сердце.
Она вдруг ожила, и черное отчаяние, весь день висевшее на ней чугунными гирями, вдруг исчезло без следа.
Но ведь он обручен!
Перед глазами встало прекрасное лицо леди Имоджен — большие зеленые глаза в густом обрамлении темных ресниц, пламенеющие волосы…
Мысль о том, что они вместе, была невыносима.
Внезапно она поняла, что нужно делать.
Идея была настолько невероятной, что даже сама Селеста не смогла бы сказать, пришла она непроизвольно или кто-то ее предложил.
Нана уже спустилась вниз.
— Я уеду завтра, — прошептала Селеста и, подойдя к стоявшему в комнате шкафу, открыла дверцу.
Рядом с платьем, которое она надевала на бал у графа, висели и лежали другие наряды, присланные матерью из Парижа за последние четыре года.
Внизу стояли белые коробочки с подарками, которые она получала на день рождения и Рождество, а также по каким-то отдельным случаям.