Начальник всерьез испугался:
— Ради Бога, госпожа Хирте! Уверен, мы сможем договориться, вы неправильно меня поняли! Я всегда шел навстречу своим подчиненным во всем, что касалось отпуска!
«Да уж, — подумала я, — главное, чтобы они соглашались с твоими планами — тогда ты великодушно даешь им согласие».
— Госпожа Хирте, вы же пошутили насчет увольнения! В последнее время на вас навалилось слишком много. До меня дошли слухи о смерти вашей подруги. Вы сможете уйти в отпуск, даже если мне лично придется взять на себя часть вашей работы!
Ладно. Здесь я оказалась победителем. Но вдруг из похода ничего не выйдет? Витольд может пригласить друзей, а меня позвать не захочет. С другой стороны, тогда он не стал бы посвящать меня в свои планы.
У меня была и другая проблема. Смогу ли я поладить с друзьями и коллегами Витольда? И, наконец, мысль о самом походе вызывала у меня сильное беспокойство, ведь я, крайне неспортивная и нетренированная, возможно, окажусь самой старшей в компании. Если соберется группа честолюбивых, выносливых атлетов, которым ничего не стоит по восемь часов в день шагать по горам и долам и тащить на себе тяжелые рюкзаки, смогу ли я выдержать такую конкуренцию? Конечно, нет!
Я страстно надеялась, что с нами пойдет Эрнст Шредер. Во-первых, потому что из всех друзей Витольда я знала только его, а во-вторых, потому что запомнила его грузным, тяжелым на подъем флегматиком. Возможно, он еще старше меня. Если в компании будет этот дружелюбный толстяк, то, вероятно, гонки на выживание удастся избежать.
Я очень много думала о том, какую одежду стоит взять с собой в поход. Казалось, шантаж Господа Бога удался и мне предстоит весело и беззаботно провести время.
Хорошие новости следовали одна задругой. Уже через день позвонил Витольд. Ему удалось заинтересовать своим предложением несколько человек. Они договорились собраться в это воскресенье в домике доктора Шредера в Бикельбахе и там обсудить все подробности. А так как я уже знаю, где находится избушка, то смогу добраться туда сама к двум часам дня. Если будет хорошая погода, мы часок погуляем. Витольд был сама любезность. На прощание он сказал:
— Рад, что ты идешь с нами! До послезавтра!
Если он радовался, то я была просто на седьмом небе от счастья. В тот же день я купила себе походные ботинки и принялась их разнашивать: смотрела в них телевизор.
— Рози, — громко сказала я себе, — пусть при ходьбе у тебя ноги будут отниматься от боли — даже пикнуть не смей! Подумай лучше о том, что вытерпела русалочка ради своего принца.
Честно говоря, я скорее предпочла бы превратиться в очаровательную русалочку, чем в кровожадную пиратку Дженни. На всякий случай я запаслась лейкопластырем, а вот с покупкой рюкзака решила повременить, потому что в этом вопросе была несведуща, как младенец.
Ровно в два я приехала в Бикельбах. На мне были новенькие, очень легкие походные ботинки, джинсы — первые за всю мою жизнь — и один из темно-синих джемперов, которые я обычно брала с собой в отпуск. Машины Витольда видно не было, похоже, приехал только Эрнст Шредер. Так как мы были знакомы, а он наверняка заметил меня из окна, я поднялась по стертым ступенькам — совсем как летом. Дверь распахнулась, и на пороге показалась какая-то женщина. Она протянула мне руку.
— Я Памела Шредер, а вас наверняка пригласил Райнер.
Представившись, я вошла в дом. На деревянной угловой скамье, со всех сторон обложившись диванными подушками, спал Эрнст Шредер. Я понизила голос, но его жена рассмеялась:
— Этого разбудить невозможно: чем громче шум, тем уютнее он похрапывает. — Она поставила на плиту воду, убрала в шкаф чашки и вопросительно обернулась ко мне: — Не знаете, сколько нас соберется?
Я пожала плечами. Рыжеволосая Памела Шредер казалась полной противоположностью своему сладко спящему муженьку. Эта активная, темпераментная женщина с яркой внешностью явно привыкла играть первую скрипку. На ней были старые безразмерные брюки с заплатами, которые странно смотрелись в сочетании с туфлями на шпильке и фиолетовой блузкой из парчи. Ее движения поражали проворством, пальцы с ярко-красными ногтями уверенно брали нужную посуду и столовые приборы. При этом она ухитрялась непринужденно болтать, зажав во рту сигарету. Я неловко предложила свою помощь. Вдруг Эрнст зевнул, открыл глаза и какое-то время наблюдал за нами несколько виноватым, но в то же время лукавым взглядом. Наконец он рывком поднялся, поздоровался со мной и исчез в туалете.
Послышался мотор приближающегося автомобиля. Я выглянула из окна. Ну наконец-то! Это был Витольд. Рядом с ним в машине сидела молодая блондинка.
Они вошли в дом. С глубоким недоверием я осмотрела его спутницу. Запыхавшийся Витольд объяснил, что три человека приехать не смогли, но, возможно, появятся еще супруги Моммсен. Памела принялась подсчитывать:
— Значит, будет семь человек, — сказала она и сунула мне стопку тарелок.
Я начала накрывать на стол, и блондинка сразу же вызвалась помочь. Витольд представил ее мне:
— Это госпожа Цольтан, моя коллега.
От моего хорошего настроения не осталось и следа. Наверное, он пригласил эту даму для себя. Шредеры были супружеской парой, как и эти Моммсены. Короче говоря, я опять оказалась в привычной роли старой тетки.
Эрнст вернулся из туалета. Стол был уже накрыт; Памела принесла из машины сливовый пирог; госпожа Цольтан взбила сливки. Таинственная чета Моммсен все не появлялась, и по прошествии получаса мы решили сесть за кофе. О запланированной ранее прогулке никто и не вспомнил.
Как заботливый хозяин Эрнст Шредер предложил, чтобы мы перешли на ты, раз уж собрались все вместе в поход. Собственно говоря, это относилось исключительно ко мне, потому что я видела обеих женщин впервые.
Памела Шредер заявила, что все, кроме мужа, называют ее Скарлетт, желательно, чтобы я тоже так к ней обращалась. Госпожу Цольтан звали Китти, и никаких особых пожеланий она не высказала. Витольд, конечно же, объявил, что меня зовут Тира, полностью проигнорировав имя Розмари. Все сразу оживились и принялись обсуждать это, а у Витольда опять появилась хорошая возможность процитировать строки из баллады «Горм Гримме». Китти тихо вторила ему, а Шредеры молчали с несколько озадаченным видом.
Китти была влюблена в Витольда, это стало ясно уже через час. Ее чувство не было требовательным, — скорее тихая преданность, которая, однако, не встречала должного отклика. Витольд просто искрился обаянием и остроумием, время от времени он полностью брал инициативу в разговоре и упивался своим успехом. Скарлетт ему не уступала: она тоже любила сцену, а после представления еще долго стояла в лучах рампы, не спеша уйти. На фоне этих тщеславных рисующихся актеров нам троим оставалось играть роль публики, и мы, конечно же, наслаждались представлением и вовсю рукоплескали.
Чета Моммсен так и не появилась.