— Думаю, мы вполне обойдемся сэндвичами, — успокоил мать Толли. — Мы ведь поужинали, перед тем как отправиться в дорогу.
Они подошли поближе к огню, и на них сразу же обрушился град приветствий и вопросов.
— Рад видеть тебя, Толли!
— Как поживаешь, старина?
— Что мы слышали…
— Новая помолвка, это правда?
— Ты герой, Толли!
Голоса сливались в один шумный хор, и трудно было определить, кто и что говорит.
Джин спряталась за спиной у Толли, но тот подтолкнул ее вперед, чем вынудил поздороваться за руку с минимум дюжиной гостей. Лишь тогда, когда он принес ей сэндвичи и чашечку дымящегося кофе и она сделала несколько глотков ароматного напитка, она немного успокоилась и смогла составить хотя бы общее впечатление о людях, собравшихся в гостиной. Гости вели себя с завидной непринужденностью, оживленно беседовали, смеялись.
Мать Толли и вовсе поразила ее. Она предполагала увидеть пожилую почтенную даму, но миссис Мелтон выглядела непозволительно молодо для матери взрослого сына. Высокая, грациозная, с длинной лебединой шеей и нежным утонченным лицом. Пожалуй, другого слова, кроме «утонченный», и не найти, чтобы описать ее огромные карие глаза, упругие кольца темных, коротко остриженных волос, уложенных вокруг высокого белоснежного лба в изящные завитки на манер причесок античных греков. Миссис Мелтон была не просто красива, в ее красоте чувствовалось что-то необычное.
«Ею можно любоваться вечно», — мысленно решила Джин и подумала, что она еще никогда в жизни не встречала такой красивой женщины.
И тем не менее от ее зоркого глаза не ускользнуло, что выражение лица красавицы миссис Мелтон было, пожалуй, грустным. Какое-то внутреннее беспокойство и напряжение сквозило во взгляде ее широко расставленных глаз, уголки губ слегка подрагивали, выдавая затаенное волнение. К тому же Джин заметила или скорее почувствовала, что мать Толли совершенно безучастно слушает то, что ей говорят. Да, она вела себя с обворожительностью самой гостеприимной хозяйки, вступала в разговор, но при этом мысли ее, судя по всему, витали далеко от шумной гостиной.
«Наверное, мне просто показалось», — успокоила себя Джин, но общее впечатление какой-то необъяснимой отрешенности хозяйки дома осталось.
А гости снова уселись за карточные столы со словами, что все партии надо довести до конца.
Джин и Толли остались около матери.
Миссис Мелтон стояла возле камина, опершись белоснежной рукой на каминную полку, и, склонив голову, задумчиво глядела на огонь. Ее платье красивыми складками ниспадало вниз, образуя на полу густую тень.
«Она прелестна! — снова мысленно восхитилась Джин. — Интересно, о чем она сейчас думает?»
— Ты очень удивилась, мама, когда я позвонил тебе? — обратился к ней Толли и потянулся к блюду за очередным сэндвичем. Массивное серебряное блюдо было украшено родовым гербом Брори — орлом с распростертыми крыльями.
— Удивилась? — рассеянно переспросила его мать. — Тому, что ты собрался приехать так поздно? О да! Разумеется!
Было очевидно, что она говорит только для того, чтобы что-то сказать, а потому Джин восхитилась терпению Толли, который упорно продолжал:
— Ты уже поняла, да? Завтра будет объявлено о нашей помолвке с Джин.
— Ты же сам мне об этом сказал! Надеюсь, лично от меня ничего не требуется?
— Нет, мама, ничего! Просто я подумал, а вдруг тебе будет интересно увидеть мою невесту.
— Конечно, мне интересно. Правда, интересно! Завтра, когда Джин отдохнет с дороги, она обязательно расскажет мне о себе.
Миссис Мелтон с улыбкой взглянула на Джин, но когда девушка улыбнулась ей в ответ, то увидела, что мать Толли уже отвела глаза в сторону.
Ее совсем не интересовала реакция гостьи.
Толли бросил взгляд на часы.
— Не пора ли нам в постель? Или мы должны еще оставаться с твоими гостями?
— Это совсем ни к чему! Вы же с дороги. А они еще долго будут играть в свои карты. Я сейчас отведу Джин в ее комнату. Еще кофе, дорогая?
— Нет, благодарю вас! — ответила Джин.
— Тогда ступайте за мной! Не надо прощаться с гостями. Они заняты своей игрой.
Миссис Мелтон быстрым шагом вышла из гостиной. Ее длинное платье словно струилось при ходьбе, образуя некое подобие шлейфа, ниспадающего на пушистый ковер. Толли проводил их до холла.
— Спокойной ночи! — улыбнулся он Джин. — Смело проси все, что тебе понадобится. Увидимся утром.
— Спокойной ночи, Толли! — ответила она и замялась в нерешительности. Быть может, надо попрощаться с ним за руку? Но, кажется, он не ждет от нее такого жеста. А потому она тоже улыбнулась в ответ и покорно последовала за миссис Мелтон. Ей было страшно расставаться с Толли: ведь он был единственным связующим звеном между нынешней жизнью и ее прошлым. Причем это прошлое все стремительнее отступало в тень, распадаясь в ее памяти на отдельные фрагменты.
Они уже дошли до середины лестницы, когда Толли окликнул ее:
— Сладких тебе снов, Джин!
Она остановилась и, склонившись над массивными дубовыми перилами, посмотрела вниз. Он стоял запрокинув голову. На фоне красноватых бликов от догорающего камина, причудливо скользивших по резным панелям, его фигура была исполнена особой стати и смотрелась очень величественно.
— Спокойной ночи! — негромко повторила Джин.
— Благослови тебя Бог! — неожиданно воскликнул он. — И спасибо тебе за все!
Это неожиданное благословение придало ей сил, и она уже смело переступила порог большой комнаты, все стены которой были сплошь покрыты гобеленами. Посреди комнаты возвышалась необъятных размеров кровать с пологом на четырех столбиках. В комнате горел камин, все ее вещи были уже распакованы и разложены по местам. У Джин оборвалось сердце, когда она увидела, что горничная распаковала не только чемодан с вещами от Мишеля Сореля, но и ее старый чемоданчик, с которым она приехала в Лондон. Тот самый, который Джеральд забрал из пансиона вместе со всеми ее скромными пожитками.
На туалетном столике возле высокого трельяжа уже были разложены туалетные принадлежности: расческа с тремя сломавшимися зубьями, щетка для волос в дешевой деревянной оправе. Зато на кровати радовало глаз своей изысканной красотой ночное белье. Горничная разложила сразу несколько комплектов, видно предоставив ей самой сделать выбор. Полупрозрачные ночные сорочки из шифона, скорее похожие на тончайшие паутинки, отделанные кружевом. Чуть в стороне лежала еще одна ночная сорочка из грубого полотна, единственным украшением которой были две костяные пуговички возле глухого ворота да незамысловатая вышивка, сделанная когда-то ею. Какой разительный контраст!
«Но он, — подумала Джин, — очень точно передает всю двойственность моего нынешнего положения». Одна Джин — фальшивая светская барышня, которую за один вечер сотворил Мишель Сорель, а рядом — реальная Джин, забитая простушка, зависимая от всех и вся. Ей вдруг захотелось рассказать обо всем миссис Мелтон. Пусть эта прекрасная женщина узнает истинную правду о том, кто она есть на самом деле и почему вдруг, нежданно-негаданно, очутилась в ее доме. Несмотря на весь ее отрешенный вид, в том, как миссис Мелтон обращалась к ней, чувствовалась симпатия, и потому Джин была готова довериться ей.