Безумный магазинчик - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Волкова cтр.№ 37

— А волос тоже милиции отдать? — спросил Денис.

— Отдай, — кивнул Психоз. — Только сначала на всякий случай померяй длину, мало ли что, может и пригодится.

Некоторое время синяевский авторитет молчал, внимательно разглядывая Зыкова.

— А ты, журналист, писать-то умеешь? — неожиданно поинтересовался Психоз.

— Писать? — удивился Зыков. — В каком смысле?

— В смысле — хорошо писать.

— Я этому в университете учился, — пожал плечами Денис.

— Мог бы ты, например, написать «Крестного отца»?

— Как Марио Пьюзо?

— Как Марио Пьюзо, — кивнул авторитет.

— Даже не знаю. Я пока книг не писал, только статьи. Тут главное — информация. Если бы мне было известно о жизни итальянской мафии столько же, сколько автору «Крестного отца», может и я бы что-либо подобное сочинил.

— Ты читал «Синяевскую братву» Вениамина Сукина?

Денис кивнул.

— А «Щупальца синяевского спрута» этого кретина, Арнольда Блатоватого?

— Читал.

— Ну и как?

— Это явно не «Крестный отец».

— Вот и я о том же. Надо писать так, чтоб до печенок пробирало, чтобы душа сворачивалась и разворачивалась, а от их суконно-канцелярского языка скулы сводит.

— Так что ж вы хотите! Арнольд Блатоватый — бывший мент, а Вениамин Сукин — вообще воспитатель детского сада, канающий под секретного агента.

— Ладно, журналист, — подытожил синяевский авторитет. — Ты пока иди, поработай. Мне с Быком потолковать нужно.

— С ума сойти! — воскликнула Червячук. — Поверить не могу!

— Во что это ты не можешь поверить? — мрачно поинтересовался Николай Чупрун.

Они работали в просторном кабинете Красномырдикова, расположенном на втором этаже украшенного башенками, витражами и мозаиками генеральского особняка, напоминающего то ли замок Золушки, то ли католический собор. Из широкого светлого окна открывался вид на рузаевское озеро и лес. Вдоль забора на аккуратно постриженном газоне росли усыпанные крупными красными цветами розовые кусты. Два дня назад Роман Анатольевич любовался из окна всей этой красотой. Теперь его распотрошенное патологоанатомом тело покоится в холодильнике морга. Через два дня адское пламя печей крематория превратит останки генерала в прах. Через два месяца люди забудут о том, что он существовал.

Колюня рылся в бумагах, а Нержавеющая Маня бодро щелкала по клавиатуре генеральского компьютера.

— Незадолго до смерти, а именно в ноль часов восемь минут Роман Анатольевич соединился с сервером «страшна яместь . ру», — сообщила Червячук.

— Страшна яместь . ру? — повторил Колюня. — Это еще что такое?

— Если верить тому, что здесь написано, этот сервер позволяет расправляться с врагами при помощи виртуальной компьютеризированной магии.

— Полный маразм, — фыркнул опер.

— Маразм, — согласилась Червячук, щелкая мышью и открывая следующую электронную страницу.

— Никогда бы не подумал, что Роман Красномырдиков мог поверить в такую чушь, как компьютерная магия.

— Может, он в нее и не верил, а вот ты сейчас поверишь.

— Что ты имеешь в виду? — заинтересовался Чупрун.

— На этот сервер можно поместить имя своего врага, — пояснила Марина. — Тогда все посетители сервера будут желать ему всякие пакости, придумывать способы смерти и так далее. Знаешь, что пожелал генералу некий девятилетний Вова Мусин из села Большие Мячики?

— Понятия не имею, — пожал плечами Колюня.

— Он предложил зарубить генерала летящим томагавком, — пояснила Червячук.

— Томагавком? — недоверчиво вскинул брови опер.

— Вот именно.

— Но ведь томагавк — это же топор, а генерала убили топором! — повернулся к Марине Чупрун. — Если предположить, что топор в генерала метнули с расстояния в несколько метров, становится понятно, почему Роман Анатольевич повернулся к убийце спиной. Он мог вообще не увидеть убийцу. Стоял себе у памятника, думал о своем, а киллер незаметно подкрался и бросил топор. Тут явно поработал профессионал. Топор — это тебе не нож. Чтобы метать его с такой точностью, надо не один год тренироваться. Эй, что с тобой?

Лицо Червячук покрывала смертельная бледность, посиневшие губы были сжаты с такой силой, что превратились в узкую ассиметрично изогнутую линию.

«Приступ», — мелькнуло в голове у опера.

Подскочив к Марине Александровне, он схватил ее за плечи и потряс.

— Эй! Ты слышишь меня? Что с тобой? Тебе плохо? Может, скорую вызвать?

Лицо Червячук исказилось гримасой, в которой яростная, животная ненависть соседствовала с невыразимым отвращением. Большой некрасивый рот распахнулся, выбрасывая наружу дикий, нечеловеческий крик.

— Не трогай меня! Нет! Уйди! Ненавижу! Ненавижу! — Марина забилась в руках Чупруна, отталкивая его и яростно лягая ногами.

Опер отпустил ее плечи и на всякий случай отскочил в сторону.

Червячук судорожно всхлипнула и вдруг замерла, затихла, непонимающим взглядом уставившись на злого Колюню.

— Ты что, совсем спятила? — взорвался опер. — Вчера ни с того ни с сего убежала с работы, бросив в своем кабинете прикованного к стулу подозреваемого, теперь на меня орешь. Да что на тебя накатило, дура ненормальная? К тебе что, и прикоснуться нельзя? Я думал, тебе плохо, помочь хотел, а ты вопишь, будто я тебя изнасиловал.

— Прости, — прошептала Марина. — Мне показалось…

— Что тебе показалось?

— Да так, ничего. Просто что-то нашло. Не знаю. Я не понимаю, что со мной.

— Зато я понимаю, — проворчал Чупрун. — Это называется синдром старой девы. Слышала о таком? Трахаться тебе надо, мужика завести, как любой нормальной бабе, может тогда бросаться на людей перестанешь.

— Я сейчас вернусь.

Марина поднялась и, пошатываясь, двинулась в ванную.

— Психопатка, — проворчал ей вслед Колюня, усаживаясь за компьютер.

«Старый похотливый кобель, занимающийся растлением малолеток» , — с нарастающим интересом прочитал он данную Красномырдикову характеристику. «Врун, мерзавец, подлец и вор. Этот засранец распродал налево половину вооружений Российской армии, не говоря уже об обмундировании и стратегических материалах с военных заводов. Проститутка в генеральских погонах, он беззастенчиво торговал честью и достоинством офицера…»

— Любопытно. Очень любопытно, — пробормотал Чупрун.

Я налогов не платил,

Ну не платил — и не платил,

А за бездетность за мою