История Билли Морган - читать онлайн книгу. Автор: Джулз Денби cтр.№ 22

Я же всего лишь хотела, чтобы она меня любила. Показала мне, что любит меня так же, как Джен, но я не знала, как просить ее об этом, не знала, как до нее достучаться. Безвыходное положение, бесконечная война. Теперь я думаю, насколько мы были похожи в своем упрямстве, но тогда я чувствовала себя памятником алогичной отверженности.

Джен тоже сердилась, но не слишком; она понимала, что, если сердиться, ничего не добьешься, и к тому же появятся морщины. Она лишь вздохнула и поцеловала меня в щеку, сказав «поздравляю» таким тоном, словно выражала соболезнования, затем посмотрела на Микки и снова вздохнула еще тяжелее. Она не одобряла длинные волосы у мужчин, считала, что это слишком женственно, даже если у парня рост шесть футов с гаком и мускулы, как у Маленького Будды. Нуда, ее Эрик с бледным рыбьим лицом, фигурой, напоминающей винную бутылку, и черной набриолинненной куафюрой уж точно был шикарнее; впрочем, может, он был тигром в койке. Джен считала, что он настоящий джентльмен, с прекрасными манерами, потому что он слегка оттопыривал мизинец, держа чашку с чаем, и еле слышно говорил «благодарю», когда ему предлагали печенье. Я знала, что он любит красить ей ногти на ногах, но, полагаю, бывают пристрастия и постраннее, верно?

Лиз просто закурила очередную сигарету, поджала губы и чопорно подняла нарисованные брови почти до самых крашеных волос. Я знала, что она высказала маме предположение, будто у меня задержка. Но я не попалась на ее приманку; она все больше походила на Джоан Коллинз [31] или Злую Колдунью Запада, [32] выдавая все те же затертые клише, старея и все больше мумифицируясь в замороженном блеске былой славы; ее сила поистрепалась. Я почти ожидала услышать ее шипение: «Я таю, я таю», – и увидеть, как она превращается в лужу.

Я хотела, чтобы мама… даже не знаю. Порадовалась бы за меня, суетилась, пришла бы в возбуждение. Хоть что-нибудь. Но она лишь сказала, мол, нечего рассчитывать, что она хоть на пенс раскошелится, поскольку она достаточно потратилась на Джен. Она не запретила выходить мне за бедного Маленького Будду, который неловко маячил в дверном проеме и походил на приговоренного к расстрелу, она лишь поджала губы и пожелала ему удачи.

Шесть недель спустя мы поженились в бюро записей актов гражданского состояния. Я – в черном бархатном брючном костюме, купленном в «Будлэм» в Лидсе, ботинках на платформе из «Саша» и с огромным букетом из белых лилий и папоротника, который я сама себе заказала. Микки – в своем клубном прикиде. Мама и Джен пришли, остальные немногочисленные родственники оказались слишком заняты, поскольку их оповестили слишком поздно, и к тому же предстояла еще свадьба Джен… Ну, по крайней мере, они прислали телеграммы. Мама пробыла достаточно долго, чтобы заявить, как она рада, что никто из семьи не приехал, не увидел нас в этих одеяниях и с похоронными цветами. Джен была достаточно любезна, чтобы сказать ей, как модны сейчас лилии, но маму это не убедило, она сказала, чтобы Джен и думать не смела ни о каком другом букете, кроме розовых роз. Они постарались уйти побыстрее и даже не удосужились поговорить с семьей Микки.

Мама Микки пришла в кримпленовом костюме цвета нильской воды, старомодной мягкой черной шляпе (Микки сказал, что она ходит в ней в церковь), на шее – большой крест на цепочке. Отец Микки, в лоснящемся темно-синем свадебно-крестильно-похоронном костюме и начищенных черных ботинках, был таким же милым, как его сын. Мне подумалось, что ему хотелось бы остаться и выпить с нами, но мама Микки не позволила. Она считала меня блудницей вавилонской и была уверена, что Микки обрек свою бессмертную душу на вечное проклятие. Неудивительно, что старший брат Микки сбежал в Австралию.

Не знаю. Мне хотелось бы рассказать вам, какой это был замечательный день, как все было романтично и трогательно, но не могу. Должно быть потому, что все прошло очень быстро. Лекки как-то спросила меня, почему мы с Микки просто не жили вместе, как это теперь принято, но в те времена такое было не слишком распространено. Лично я была бы рада жить «во грехе», как здесь говорят, но Микки был решительно против, он считал, что это непорядочно, он хотел, чтобы все было как надо. Он был такой милый, когда попросил меня выйти за него, он так разволновался, я заплакала и расцеловала его лицо, как ребенок целует любимого плюшевого мишку. Но эта свадьба, скучная, занудная регистратура, душная грязная комната, запашок грязных тряпок и пыли – нет.

Мы оседлали «Голубую леди» и рванули прочь от регистратуры и всего остального мира так быстро, как только могли, и вернулись в нашу квартирку с каменными стенами, за шесть фунтов в неделю за городом, в деревне Сайкбек, над парикмахерской. Перед полыхающим ярким газовым камином (от которого только отпотевали стены – эту сырость ничто не брало) я зарылась лицом в грудь Микки и заплакала.

– Микки, Микки, почему? Почему они нас ненавидят? Почему моя мама такая, и Джен, я ведь не хотела ее расстраивать, не хотела, ох, Микки, Микки, почему? Почему я все делаю не так? Я хотела бы, чтобы папа… он бы понял, я хотела, чтобы папа… Микки, ты любишь меня? Любишь? По-настоящему? Очень? Ты ведь не бросишь меня, нет? Ох…

– Ш-шш, успокойся, Принцесса. Мои ничуть не лучше, верно? Погляди на мою мамашу с этим чертовым здоровенным крестом на шее и на папашу, который слово ей боится сказать. Успокойся, успокойся, перестань плакать, зато теперь мы принадлежим друг другу, так? Теперь ты моя жена, Принцесса, моя жена, законная. Конечно, я тебя люблю, я полюбил тебя с той самой минуты, как впервые увидел – дикую и неистовую, точно маленький сокол среди канареек. Я люблю тебя. Я люблю тебя, ничто не разлучит нас, клянусь. Я всегда буду заботиться о тебе, я все для тебя сделаю…

Это была его самая длинная речь, обращенная ко мне. Он смотрел на меня с такой нежностью, это было невыносимо. Я так любила его, что сердце разрывалось. Я повернула широкое золотое кольцо на пальце, точно хотела закрутить потуже, чтобы никогда не соскользнуло, и мы никогда бы не расстались, как он обещал.

Если обыватели не желают принимать нас, то пошли они лесом. Они ничего не понимают, они жестоки и фанатичны, их мелкие предрассудки – железные кандалы, тянущие их в одинокие могилы. Мы были свободны, мы были молоды и принадлежали друг другу. Все будет прекрасно.

Я в этом не сомневалась. Боже, помоги мне.

Вечером мы отправились в паб и устроили свадебную вечеринку с нашей настоящей семьей. Мы все больше это ощущали, мы все время говорили об этом. Нашим чертовым семейкам было наплевать, а «Свите Дьявола» – нет; они были нашими братьями и сестрами, нашим кланом, нашим племенем. Мы держались вместе, ты никогда не был один, без защиты, и обывательский мир, казалось, отдалялся все больше и больше, как волна, откатившаяся от пляжа, оставляя нас одних на острове.