В тот момент, когда священник просит нас встать, еще две девушки проскальзывают внутрь через заднюю дверь. Они садятся рядом со мной – негритянка и латиноамериканка, обеим не больше двадцати. Наверняка подружки Клио. Негритянка замечает блокнот у меня в руках и слегка улыбается.
– Я из газеты, – шепчу я. Она кивает и передает это своей подруге, которая вместе со всеми шепчет «Отче наш». После этого священник, мрачный отец Риордан, начинает рассуждать о короткой, но насыщенной жизни Джеймса Брэдли Стомарти. Собравшимся до боли очевидно, что отец Риордан не знал покойного, но из кожи вон лезет, чтобы с честью выйти из ситуации.
Я наклоняюсь к девушкам и спрашиваю:
– Вы подруги или просто поклонницы? – Не слишком-то вежливо.
– И то и другое, – отвечает латиноамериканка, подняв одну бровь.
– Можно узнать, как вас зовут?
Мария Бонилла и Аякс без фамилии.
– Мы певицы, – говорит Аякс.
– Бэк-вокалистки, – добавляет Мария. – Мы работали с Джимми.
Я смотрю на них с сомнением: когда вышел его последний диск, им было не больше четырнадцати.
– Серьезно? А какой альбом?
Девушки хмуро переглядываются, и Аякс говорит:
– Тот, который никто никогда не услышит.
А тем временем на маленькой сцене бывший ловец талантов из «Эм-си-эй», он рассказывает забавный случай про то, как Джимми расстрелял микшерный пульт из «Узи» во время работы над «Болезненным жжением». В другой ситуации я бы записывал каждое слово, но сегодня мой блокнот – просто реквизит.
И я говорю бэк-вокалисткам:
– Да, я слышал, что он работает над чем-то новеньким.
– Только не от нас, – фыркает Мария.
И снова дверь открывается, и входит Тимми «Т.О.» Бак-минстер, наш так называемый музыкальный критик. Я сползаю вниз по скамейке и опускаю голову в надежде, что он меня не заметит. Очевидно, этот льстивый подонок приперся сюда, чтобы потом написать о похоронах – или, вернее, о вдовушке. На самого Джимми Стому ему плевать.
Бакминстер нагло продвигается впереди втискивается во второй ряд, сразу за Клио Рио и бывшими «Блудливыми Юнцами». Дэнни Гитт встает и прокладывает себе путь на сцену. Он рассказывает несмешную шутку про то, почему у группы было два басиста – типа, они по очереди лечились в реабилитационной клинике. Аудитория вежливо смеется. Дэнни Гитт продолжает выступление и рассказывает несколько историй про Джимми Стому: про его необычное чувство юмора, невоспетую щедрость и любовь к живым выступлениям. Я записываю пару цитат – исключительно ради Аякс и Марии, которые время от времени на меня поглядывают. Я жду перерыва, чтобы расспросить их о последнем проекте Джимми – это, несомненно, тот самый секретный незаконченный альбом, про который говорила его сестра…
По толпе прокатывается рокот, я поднимаю глаза и вижу Клио Рио: прямая как струна, она стоит перед алтарем. На ней прозрачное черное платье до щиколоток и микрофон на голове, как у Мадонны.
[34]
Бритый головорез, которого я видел у нее в квартире, перепрыгивает через ограждение и подает ей акустическую гитару. Клио ждет, пока телевизионщики перестанут толкаться.
– Господи боже, – говорит Аякс Марии.
А вдова Джимми бренчит и поет:
Кто тебя встречает вечером с работы?
Кто с тебя любовью снимает все заботы?
Я, у тебя есть я.
К кому ты бежишь, когда на сердце тоска?
Кто тебя обнимет, чтоб жизнь казалась легка?
Я, тебе нужна я.
Голос у Клио слабый и бесцветный; в конце каждой строчки он дребезжит, словно ржавая пила. По-моему, она играет всего на трех аккордах: ля минор, фа с баррэ и соль мажор – но и они даются ей с трудом. В припеве аккорды те же, только в обратном порядке, а Клио теперь выкрикивает почти злобно:
Я, это я, а как же я?
Ты свое получил, а как же я?
Гляну в зеркало – меня больше нет,
Остался лишь бледный след.
Я слышу, как Мария говорит:
– Ты только посмотри, какая херня.
Да, это на удивление вульгарно – вдова Джимми Стомы превращает похороны в рекламную акцию. Парни из звукозаписывающих компаний наверняка на ушах стоят.
– Сука, – бормочет Аякс.
– Шлюха, – соглашается Мария.
Вдовья манера исполнения раздражает – хвала господу, у нее всего один хит. Когда она издает наконец последний вопль из «Себя», в церкви воцаряется тревожное молчание. Потом Тито Неграпонте начинает хлопать, а к нему нерешительно присоединяются остальные «Блудливые Юнцы». Вскоре аплодирует вся церковь. Полагаю, все рады, что сольное выступление Клио закончено.
Правда, она все еще держит гитару.
Она прочищает горло и отпивает воды из стакана, который вложил в ее ухоженную ручку шкафоподобный телохранитель. Она говорит:
– Есть песня…
– Господи, помоги нам! – стонет вполголоса Аякс.
– Есть песня, – говорит тем временем Клио, – которую мы с Джимми написали всего пару месяцев назад. Она стала заглавной в моем новом альбоме, но я, типа, очень расстроена, потому что песня просто супер, а он не услышит, как я ее пою.
– Повезло ему, – шепчет Мария своей подружке. – Надо сваливать.
Аякс качает головой:
– Подождем еще минутку.
Я и сам подумываю выйти на воздух, но какое-то извращенное любопытство заставляет меня остаться и послушать «Сердце на мели». Вдова Стомарти начинает петь:
Ты накатил штормом, и вот теперь отлив,
Я села на мель, а ты умчался, позабыв
Мое сердце на мели, сердце на мели.
Мелодия приятная и ласкает слух; я бы, наверное, смог ее полюбить, если бы услышал целиком, но, очевидно, сегодня этого не случится. Клио Рио повторяет один и тот же куплет снова и снова, а это означает, что либо она забыла остальные слова, либо их не существует – то есть песня не закончена.
Аякс толкает меня в бок:
– Вы все это записываете? Это же, блядь, абсурд.
– Может, она просто нервничает, – предполагаю я.
– Ха!
Я жду своей очереди, чтобы принести соболезнования вдове Джимми, стоя между Зигги Марли и гитаристом Майком Кэмпбеллом из первоначального состава «Хартбрейкерз».
[35]
Видимо, Зигги заметил блокнот, торчащий у меня из заднего кармана, – так или иначе, люди вокруг в основном помалкивают.