— Таксер видел дом, он и навел, когда его вежливо спросили. Мы ведь у Богдухана волну подняли, вот круги по воде и вернулись.
— Таксер отчалил раньше, в какой подъезд мы входили, не фиксировал. Туши свет! — гаркнул художник единомышленнику, пригибаясь от проносящейся над головой на бреющем и разлетающейся в дребезги об стену эскадрильи тарелок, — А то мы — как на ладони!
Это был старый добрый полтергейст, причем, наводимый. Верняк, наводчик предварительно проник в квартиру и напустил гремлинов (не запертая дверь!), затем переместился на крышу и теперь щурится в бинокль ночного видения.
— Черт с ним, со светом! — заорал в ответ из-за ножек стола единомышленник, — Надо прорываться к выходу!
Будто взрывпакеты, один за другим отхлопали упаковки с кардамоном, солью и корицей: пороШОковая терапия. Пыхнула пачка красного молотого перца, поле боя заволокло ядовитым оранжевым туманом.
— Только не хватает лаврового листа! — оценил ситуацию гурман Валера.
— Как тут прорвешься?! В ИСАЯ палтергейстные взаимоотношения запрещены! По уставу! Это не ИСАЯ, живьем брать не будут! — И Максим послал в заоконный мрак вторую пулю, даже не пытаясь обожженными перцем глазами оценить результат.
При этом рядом в спинку стула воткнулся шустрый кухонный нож. И самое страшное во вражьей атаке было то, что враг оставался невидим. То ли с крыши соседнего дома, то ли еще откуда, незримый дирижер управлял безумной пляской оживших предметов. Цеппелином под потолком мыкалась гитара, выбирая мишень — чье-нибудь темя — для жесткой посадки. По плите, броненосцем пуская пары, пер чайник. Доползет до края и ошпарит ту жертву, которая первой попадет под носик.
— Алина! — выбрав самое подходящее время для расспросов, затряс за плечо девушку Максим, — Ты кому хвасталась новым кавалером?
— Только подругам! — пискнула полузадушенная сестра.
— Тогда на нас должны были напасть исаявцы! — откоментировал Храпунов отгороженному скатертью Валере и схлопотал серию чувствительных оплеух слишком толсто нарезанными ломтями сыра, — Ну что, убедился, что это политика? Грызня вокруг выборов губернатора, никаких «Пешка-Ферзь»! И здесь ИСАЯ с Богдуханом заодно!
— Не бзди, прорвемся! — и Валерий вздыбил стол столешницей к окну. Катнул его в центр кухни и, как за осадным щитом, бросился на выход, чихая и кашляя, весь в соплях после перцового теракта. До поры притаившийся в засаде торт погнался быстрее метели за беглецом в коридор.
Отодрав от пола полурасплющенную сестру Алину, потолкал ее на выход и Максим. И тут же на освободившемся месте зашипела опоздавшая струя из чайника-тугодума. Гитара пропеллером завиляла следом, но не вписалась в проем. Бим-бом!!! Полуобернувшись, Храпунов пристрелил в лет метившую ему в затылок бутылку красного сухого вина.
— Гады, такую песню испортили! — пискнула выталкиваемая Алина то ли про самодеятельность Храпунова, то ли про индейку, то ли про пресеченную постельную сцену с Валериком.
Перед дверью из квартиры забывший выключить телевизор, утирающий с анфаса кондитерский крем и взбитые сливки Валерий на правах хозяина жестко скомандовал:
— Ждите меня в подъезде. Будет кто встречный, пали без разбора!
— А ты?
— А мне кое-что на память оставить надо, как художнику художникам, — многозначительно кивнул Валера в сторону комнат.
— А если?.. — жалобно захныкала сестра Алина.
— А если через полминуты не вернусь, значит — судьба.
Сестра Алина хотела добавить что-то на трагической ноте, но Максим не дал. Выскользнув на площадку, поведя стволом нагана вверх по ступенькам, поведя стволом вниз по ступенькам, Храпунов выдернул, как морковку, подчиненную из квартиры и поволок за собой, благо, у душой рвущейся к Валерию сестры не хватало сил сопротивляться.
«Заклятие „Пешка-Ферзь“ говоришь? — кумекал Максим, — а если я действительно стырил не ту бумажку, подцепил проклятие и теперь, будто чумная крыса, несу беду окружающим? А если в ауре этот полтергейст только из-за меня?»
Внизу, перед выходом из подъезда, им долго ждать не пришлось. Валера сбежал следом на счет «пять», что-то на ходу утрамбовывая в кармане и распространяя запах, как на кондитерской фабрике — виной тому, понятно, тортовая атака. Но прежде, чем окунуться в ночь, парфюмный художник смахнул из угла паутину вместе с пауком и растер подошвой:
— Предатель!
Ижица-файл 5
Группа мгновенного реагирования ИСАЯ прибыла на место, подсказанное «Вальтазаровым знаком» на городской карте. Что их здесь ждет — в квартире на втором этаже мрачного дома — никто даже не пытался угадать — пустые хлопоты. Так, на прошлой тревоге бойцы ИСАЯ зачищали квартиру после того, как некий деятель пытался по самоучителю Парацельса продать душу дьяволу, скучная бытовуха. Зато в предшествующий выезд Перова ситуэйшен оказалась крайне неприятной.
…Они попросили напиться, и девушка вынесла им крынку с молоком, можно было только умиляться подобной щедрости в полувымершей деревеньке, куда спички и керосин завозят дважды в год. Эдик уже принял крынку, уже потянулся к краю губами, но Вильчур, как более опытный, Эдикову руку приостановил.
— Что-то, красавица, хлев ваш заколоченным стоит, где же прозябает коровенка?
И тут же оттолкнул замешкавшегося Перова в сторону, потому что мгновенно зрачки девицы стали желтыми и вертикальными, на пальцах за секунду вымахали десятисантиметровые грязно-прозрачные когти, и с места в карьер рванулась красавица полосовать чужаков этими когтями.
Понятно, далее серебряные пули вырвали из груди оборотня кровавые куски мяса, за сим история и закончилась. Только там, где пролилось молоко, трава стала черной, и рассыпалась от малейшего прикосновения…
Перов трижды осенил себя крестным знаменем и, затаив дыхание, будто совершает нехороший поступок, ступил в черное нутро квартиры последним. И дверь за ним сама-собой захлопнулась с деревянным стуком, точно гвоздь в крышку гроба вогнали, или сейчас раздастся не подлежащее обжалованию «Встать, суд идет!».
В глазах штатного исаявского авгура, а в данный момент и выездного дежурного,
[31]
зарябило от мечущихся «солнечных» зайчиков. Оранжевые овалы фонариков плясали по масонским обоям, спотыкались о картины на стенах, ныряли в глубь зеркала или облизывали амуницию группы реагирования.
Бойцы добросовестно полосовали мрак лучами фонариков, но от этого темень не становилась внятней и прозрачней. Наоборот, непроглядность все агрессивней льнула к незваным гостям, все хищнее и жаднее сжимала пространство вокруг пришлых.
Эдик нашарил выключатель, и к облегчению присутствующих в коридоре вспыхнул свет. Свет был тускл и болезнен, но хоть так. Мрак шарахнулся в стороны, рассредоточился по углам. Вооруженных по самое некуда чудо-богатырей (с Эдиком) оказалось семеро; семь — самое серьезное число. Группа захвата беззвучно шевелила стволами калашей, как осьминог конечностями, на физиономиях отвага и готовность жизнь отдать. Эдуард Перов подтянулся, мысленно приказал поджилкам не дрожать, вынул из-за пояса что-то длинное и тонкое в фирменной бумажной упаковке, и эту упаковку сорвал. И шуршание бумажки было в сей момент единственным различимым звуком, настолько затаили дыхание исаявцы.