— Но вы ведь являетесь кадровиком упомянутого выше, так сказать, музея?
— Являюсь. — Робко примостившийся на краешек свободного стула Алексей Константинович чересчур шумно попытался спрятать под себя зябнущие ноги.
— Ну?
— Надо бы проверить, почему в досье переврано имя этого типа, — шушукались в другом конце стола, — А рожа-то у него… Ну, какой он кадровик? Типичный лектор общества «Знание».
— Ну, за последние полгода к нам на работу поступило достаточно много людей, — по мере выступления голос Мазина креп, будто он оправдывается перед супругой, — Можно сказать, штат изменился на половину. Можно отметить, что в музейное дело снова потянулась молодежь. И ничего я про нее плохого сказать не могу, все очень исполнительные, дисциплинированные. Что еще? Начата перестройка экспозиции, кардинальная, можно сказать, перестройка. Нашему новому финансовому директору чем-то не понравилась прежняя охрана, и он заключил договор с другой охранной фирмой…
— Так мы до утра не разберемся! — раздраженно высказался кутающийся в шинель человечек за дальним углом стола. Единственный здесь в военной форме. Кажется, прапорщик. — А может быть, кому-то выгодно, чтобы мы не разобрались до утра?
— Действительно, — сдвинул брови главный, — попробуем задавать вопросы. Александр… Простите, Алексей Константинович, о том, что сменился штат, мы уже в курсе. Нас интересует реконструкция. И, прежде всего, поставщики. Не замечали ли вы в сопроводительных документах чего-нибудь подозрительного?
В другом конце стола шушукались:
— Потехин
[137]
уже в курсе?
— Вроде бы пока Бог миловал.
— Филатов, Константинов, Воробьев, Курицын?
— Вроде бы пока нам удается перекрыть возможные каналы утечки.
— Ну, я однажды случайно заглянул в накладные по запчастям для строительной техники. Видите ли, по условиям договора с турками текущий ремонт должен производиться за наш счет. — Мазину казалось, что все с презрением косятся на его ноги в драных тапочках.
— И?..
— У турок экскаваторы итальянские, фирмы «Лебройча», а закупались к ним детали от наших тракторов. Но это-то понятно, наши дешевле и даже лучше. Но странно, что у турок техника однотипная, а закупались детали и от «Кировца», и от «Харьковчанки».
[138]
— Не понял? — громыхнул стаканом прапорщик.
— Ну, вы представьте себе «Кировец» и представьте «Харьковчанку»? Это ж по габаритам совершенно разные машины. Но я молчал в тряпочку. Вот Денис Иванович высказал замечание, так в двадцать четыре часа работы лишился. Наш новый финансист с этим очень строг, а у директора Штольц — первый человек, после того, как привел спонсоров.
— Очень интересно. А не помните ли вы, у какой фирмы закупались детали для строительной техники? — задумчиво цыкнул сквозь редкие зубы сидящий в торце стола.
— У «Строймашсервиса».
В другом конце стола шушукались:
— Любопытно, почему он в тапочках? Что он хочет этим сказать?
— Не спроста.
— Явно, за этим что-то кроется…
— Похвальная память. А теперь, прежде чем ответите, прошу вас хорошенько подумать. Возможно ли, что некие люди с преступным умыслом тайком от верной Родине части коллектива, по ночам, или в какое-то другое время, отреставрировали находящуюся на территории музея военную технику и привели ее в состояние боевой готовности?
Мазин оглянулся, не шутят ли с ним? И только теперь понял, что не прапорщицкие погоны топорщатся на плечах единственного здесь человека в военной форме, а генеральские.
[139]
Мазин откашлялся и зачем-то пригладил волосы.
— Это невозможно! — хрипло начал он, — Технику невозможно отреставрировать, потому что потребуется закупить много различных деталей… Хотя в последнее время расход машинного масла резко возрос… Все равно не возможно, потому что пришлось бы приобретать боеприпасы… Хотя вроде бы наш музей взял шефство над какими-то пороховыми складами в Кронштадте… Невозможно, потому что нужны специалисты… Впрочем, новые штатные работники, кто их знает… Все равно не возможно, потому что на глазах у охраны… Впрочем, охрану-то сменили…
— Что и требовалось доказать, — удрученно причмокнул старший, и его кустистые брови съехались к переносице.
Караульные тулупы вокруг стола удрученно поникли.
— Похоже, все-таки не блеф, — тяжело вздохнул генерал, из фляжки плеснул чего-то в стакан и сочно прихлебнул.
— А тут еще этот самолет! — зло расплющил окурок в пепельнице кто-то.
— А можно мне объяснить, в чем дело?
— Уже можно, — безнадежно махнул рукой старший, — Только предупреждаю, все, что вы сейчас услышите, ни в коем случае не должно выйти за эти стены. Вы меня понимаете?
Мазин шмыгнул носом и кивнул. Старший, не глядя, ткнул в кнопку лежащего перед ним устаревшего бобинного магнитофона. Раздался неприятный, будто бы механический голос:
— Ахтунг, Ахтунг! Уважаемые господа, я много времени затратил на изучение русского языка только для того, чтобы произнести эту речь, и надеюсь, что вы выслушаете меня очень внимательно. Уверяю, я не сумасшедший, во всяком случае, в том значении, которое вы вкладываете в этот термин. Просто у меня бывают маленькие причуды. Поэтому готов превратить в пыль любого, кто попытается мне помешать. Надеюсь, вы мне мешать не станете. Хотя бы потому, что в данный момент я держу под прицелом весь Ленинград, простите, Санкт-Петербург. Ленинград снова в блокаде, ха-ха-ха!..
— Маниакальная идея, возведенная в квадрат прогрессирующим старческим маразмом, — отчеканил товарищ в круглых очках. Из-под наброшенной на плечи бобровой шубы у него выглядывал накрахмаленный белый халат.
— … Батарея из пяти отреставрированных орудий нацелена на Смольный, из трех орудий на Большой дом, под прицелом Генеральный штаб и ближайшие воинские части. И главное, оказавшиеся в моем распоряжении ракетные минометы «Катюша» и дальнобойные гаубицы нацелены на все ближайшие аэродромы. И я требую, нет, я приказываю отказать в посадке самолету «Боинг», приближающемуся сейчас к городу, иначе всем вам капут. Ну и естественно, я открою огонь, если вы предпримите хоть какие-нибудь действия против меня.