А колона поползла дальше — через Троицкий мост, через Суворовскую площадь к улице Пестеля, горбатя асфальт и зубря трамвайные рельсы. А потом над забором взвились языки пламени, воздушная волна швырнула в глаза пепел, и оглохшие парень с девушкой, только прочихавшись, разглядели бешено шипящие огненные хвосты стартовавших со двора Артиллерийского музея дюжины перелицованных ракет класса «земля-воздух»…
…Неодухотворенный металл целился в них со всех сторон.
Выделенные из шума чистые импульсные сэмплы процессору не нравились до жути. Согласно ширине импульса, частоте, интервалу частоты повторения PRI, частоте сканирования антенны и направления излучения DOA… согласно шпаргалкам библиотеки угроз на базовый экран подавались все без исключения предупредительные тона, а значки-страшилки заполонили экран RWR, будто сельди в бочке.
— Я, типа, пытался с нашими связаться, но У-19-Б перекочевал черт знает куда, — не поворачиваясь, сообщил Илья вернувшемуся в пилотскую кабину Зыкину, — Зато узнал, что «Боинг» Бормана приземлился в «Пулково-2».
[124]
Но Валере было не до новостей, он опять чувствовал себя кругом проштрафившимся. А блондинке «смотреть на облака из кабины» расхотелось в первые же секунды.
— Ой, мальчики, какая прелесть! Это из новой коллекции Alberto Guardiani?
Она грациозно всплеснула руками и наклонилась поближе. Голова Валеры погрузилась в облако парализующего парфюма «Moro» и сладко закружилась, а лицо милашки оказалось на расстоянии прямого неприцельного поцелуя.
— Можно посмотреть? — по-чешски спросила очаровашка и нагло протянула руку к талантливо нарисованному Зыкиным на обратной стороне штурманской карты сапогу.
Сквозь джунгли упоительно длинных натурально белых волос, заслонивших Валере обзор, пробился мрачный взгляд Кучина: мол, ты какого лешего пустил сюда эту фифу? Зыкин попытался ответить виноватым взглядом, но взгляд норовил сползти к трогательной отметинке прививки оспы на плече такой близкой блондинки. Ладошки зачесались, так захотелось этот шрамик погладить. И не только шрамик.
Джинсовые, некогда синие, а теперь вытертые до белого неприличия шортики, маечка-топик да высокие кроссовки — вот, в сущности, и все, что было на блондиночке. Зыкинские воспоминания о Герде, пуская пузыри, начали тонуть в омуте мыслей, менее романтических, зато куда более игривых. Валера вдохнул-выдохнул, выныривая в реальность, и убрал рисунок подальше.
— Нельзя… — Голос дал петуха, и Валера кашлянул, сглатывая остатки дурмана. — Это… это карта Италии.
— Опорные пункты Ватиканских командос и ставка Папы Римского, — поддакнул Кучин. Самого старшину видно не было — его заслоняла безупречной формы экспонента затянутого в джинсу девичьего бедра — но тут не надо быть академиком Герасимовым, чтобы по голосу воссоздать выражение лица боевого товарища.
Отвечали славяне, естественно, на безупречном чешском.
— И не такое на подиумах проветривала! — поджала губы блондиночка столь очаровательно, что ее захотелось немедленно поцеловать.
— Літак «Боинг-747», ви порушили незалежний повітряний простір Російської Федерації! Не барясь, просигнальте бортовими вогнями, що одержали це повідомлення, і лягайте на курс, перпендикулярний нинішньому. Інакше негайно будете збиті!
[125]
— на чистом украинском предупредила внешняя связь.
— Уже полчаса, как нарушили. А вы, гражданочка, займите свое место и пристегнитесь, — официальным голосом скомандовал Кучин, выбирая наиболее безопасную стезю для «Боинга» по относительной силе сигналов, полученных отвечающими за свои квадранты антеннами. К радости пилота конус по оси антенн «747-го» оказался ограничен углами ±45 градусов.
[126]
Впрочем, никуда не девалась опасность, что RWR не прореагирует, если радар охотника будет работать за пределами частотного диапазона приемников.
— Фи! — Красотка надула губки еще обворожительнее, от чего ее захотелось поцеловать не единожды, а троекратно, и, гордо покачивая джинсой, удалилась.
— Ну, Синдерелла… — только и развел руками Илья: в смысле — тупость твоя безгранична.
— Она так просилась, так просилась… — стал оправдываться Валера.
— Проси-елась… Мне вот тоже хочется тебе «лося» залимонить,
[127]
но я же молчу.
— Ну, Илья…
— Ладно, проехали. В следующий раз смотри, кого в кузове везешь.
— Так ведь это не я борт перепутал!..
— Проехали, сказал. Давай дальше думать, — и Кучин придвинул второй листок, на котором был изображен сапог номер два.
Если Зыкин работал под Брюллова, то в манере Кучина угадывалось влияние Петрова-Водкина. Зыкин опять взял в руки свой рисунок и в сотый раз добросовестно оглядел его со всех сторон.
— А мальчики ниче! — донесся из-за перегородки голос блондинки. — Только набожные очень.
— Ну? — поторопил Кучин.
— Не знаю, Илья, — пригорюнился Зыкин. — Сапог как сапог. Не Alberto Guardiani, конечно. Кожа выделки конца прошлого века. Размер, эдак, сорок второй. Можно надеть и на левую, и на правую ногу. Шпора… Вот шпора странная. Точнее, металл странный. Почему-то за сотню лет не окислился, не потускнел. — Зыкин щелкнул по штурманской карте ногтем. — Но нашим врагам зачем-то оказались нужны оба сапога.
Над их головами бесшумно пронеслась продолговатая тень, почти мгновенно превратилась в точку на горизонте и там развернулась, нарисовав петлю серой смутной струей на голубом холсте неба.
— «Су 27», — машинально определил Валера. — Это уже который по счету?
— Он, — кивнул Кучин. И назидательно добавил, поплотнее ухватив штурвал взятого на абордаж «Боинга»: — Ну, давай, мегатонник, не отвлекайся на ерунду, напрягай извилину! — (Зыкину польстило) — Значит, говоришь, они похожи?
Звуковая волна от пролетевшего истребителя прокатилась над ними, не зацепив.
— Абсолютно, — ответил Зыкин. — Два сапога — пара…
— Погоди-ка…
У наплывов крыльев истребителя замерцали крошечные светло-желтые огоньки, и в лица мегатонникам потянулись пунктиры тридцатимиллиетрового калибра — это заработали пушки ГШ-30Л, выплевывая снаряды со скоростью тысяча пятьсот штук в минуту.
— По своим же, гады, — беззлобно выругался Кучин. — Извините, девочки…